Вилис Лацис - Сын рыбака

Стиснув зубы, принял Оскар этот удар. Мечты о новых сетях и других необходимых вещах пришлось выбросить из головы. Он аккуратно подобрал все отрепья, поплавки и отвез останки мережи в поселок. Починить ее не было никакой возможности. На крыльях было содрано с подбор все сетное полотно, — теперь разыскивай его где-нибудь в песке на банках! — обручи были изломаны, камеры словно ножом располосованы, у нескольких якорей оборвало наплава — их и вовсе не найти.

— Опять тебе придется подождать нового пальто, — сказал он Аните. — Нам надо обязательно построить новую мережу.

— Ну конечно, Оскар. Я ведь могу и без него обойтись.

Оскар пошел сказать инженеру, что ему надо с неделю побыть дома, построить новую ловушку.

— Пусть на эти дни Бангер даст вам моторку… Хорошо, если бы вы могли уплатить мне, что причитается.

— Много вам на это понадобится? — спросил Сартапутн, с участием отнесшийся к его горю.

— Ну, как-нибудь наберется… Кое-что ведь и нарыбачили за это время. Такое несчастье случается не впервые и не со мной одним. Если бы мы каждый раз вешали головы, то и жить не стоило бы.

— Все-таки тяжело вам пришлось.

— Хуже всего то, что теперь появится лосось. А пока я новую мережу построю — весь косяк пройдет, жди тогда нового.

— А там вдруг опять буря… — Сартапутн не решился высказать до конца свою мысль.

— Конечно… может и опять выкинуть на берег. Только незачем вперед загадывать.

— Я вам искренне сочувствую, — мягко сказал инженер. — Вы день и ночь трудитесь, как каторжный, и вот… До чего все-таки несправедлива природа. Даже досаду какую-то испытываешь против ее законов, особенно когда она так безжалостно уничтожает разумный труд человека. Мне так жаль вас… — Он так и не закончил фразы, как бы устыдившись своего непрошенного сочувствия.

— Жаль? — странно усмехнулся Оскар. Больше он ничего не сказал.

Теперь Сартапутн стал внимательно присматриваться к этому человеку, который столько времени оставался незамеченным, как любой другой поденный рабочий. Спокойный фатализм и громадная выносливость рыбаков, помогавшая им выдерживать все невзгоды, его не удивляли. Здесь скрывалась суровая трудовая закалка. Но в Оскаре было нечто большее — не просто спокойствие или чисто физическое здоровье; это был характер, незаурядная личность. Да, он достойный соперник! Инженер начал понимать, почему Анита так привязалась в свое время к Оскару. Понял он и другое: слишком бесчестно было бы врываться в эту тихую жизнь, разбивая счастье такого сильного, сурового человека. Если бы не одинокая жизнь в заброшенном поселке, не однообразная работа, не столь длинные, томительные вечера, когда всем существом рвешься к людям! Плохо, конечно, что они с Анитой больше не встречаются открыто. Ясные дружеские отношения сменились совсем иными чувствами, и теперь им многое приходилось скрывать от людей. На какой-то момент в инженере во весь голос заговорила совесть. Несколько дней он избегал встреч с Анитой, не посылал ей записок, а по вечерам бродил где-нибудь подальше от поселка. Но поведение инженера было истолковано Анитой совсем в другом смысле.

— Прекратим это, — сказал он при первой же встрече, когда Анита пришла к матери. — Пусть все останется по-прежнему, так будет лучше…

Широко открытыми глазами, в которых таилась и оскорбленная гордость женщины и грусть заброшенного ребенка, она взглянула на Сартапутна.

— Ну, раз тебе это надоело, лучше нам больше не встречаться.

Рассказать ей о своих новых мыслях, о том, что они оба виноваты перед Оскаром? Но когда один человек далеко завел другого по неверному пути, он уже не может сказать тому, что этот путь неправилен. Ведь оба они знали об этом, оба знали, куда идут. И Сартапутн отказался от своего намерения. Они продолжали идти дальше.

Летом среди рабочих неводной артели Лиепниека появился очень странный человек, высокого роста, глуховатый, с широким шрамом во всю правую щеку, к которой когда-то приложился бутылкой с отбитым дном пьяный приятель. Казалось, природа обделила его разумом, и он всегда старался держаться в стороне, неохотно отвечал на вопросы. Но ему нравилось издали наблюдать за другими, незаметно подкрасться к разговаривающим между собой рыбакам или даже к мальчишкам, собравшимся в кучку, чтобы придумать какую-нибудь новую каверзу. Ко всему он прислушивался, все замечал, но дальше не распространял — может быть, потому, что тут же все забывал. В сумерки Симан имел обыкновение шататься по чужим дворам. Со всеми собаками он был в дружбе, ни одна на него не лаяла. Неслышно, как тень, шнырял долговязый Симан у чужих окон, заглядывал в освещенные комнаты, а где были ставни, тихо приподнимал крючки и, никем не замеченный, наблюдал семейную жизнь поселян.

Однажды его застала в своем дворе Клявиене. После говорили, что застигнутый за подглядыванием Симан бросился с ножом на старуху, испугав ее до полусмерти, но ударить не ударил.

Симан умел искусно подражать мяуканью дерущихся котов и иногда ночью, подкравшись к какой-нибудь уединившейся парочке, пугал молодых людей. Кристап Лиепниек испытал это на себе и грозился при случае поколотить его.

Вскоре о странностях Симана стало известно поселковым подросткам, у которых все помыслы были направлены на озорство. Мальчишки стали подлизываться к Симану, носили ему папиросы, давали хлебнуть водки из отцовских фляжек, а за это он должен был брать их с собой в ночные походы.

Мальчишки показывали ему, в какой двор идти, у кого не запираются ставни, в каких клетях спят девушки. Сняв сапоги, верзила ловко взбирался на крышу, мяукал, шумел и царапал стены до тех пор, пока спящие больше не выдерживали. Когда они убегали в дом, накинув на плечи одеяла, Симан из темноты провожал их кошачьим концертом.

Однажды вечером в поселок прибыл Питерис. По старой памяти «друг рыбаков» остановился у Бангеров. Дождавшись темноты, мальчишки привели Симана к дому лавочника. Окна были закрыты ставнями, только из щелей снизу пробивался свет. Симан откинул крючки и неслышно открыл ставни, но за ними оказалась пустая комната, через которую изредка проходила мадам, вынося в кухню посуду. Симан двинулся дальше, приоткрыл другие ставни, но и там Питериса не было. За столом сидели два человека — инженер Сартапутн и Анита. Инженер, улыбаясь, что-то рассказывал ей, держа обеими руками руку Аниты и по временам поглаживая ее голый локоть. Для Симана это зрелище не представляло интереса, он хотел пойти дальше, но мальчишки уговорили его остаться:

— Подожди немного, посмотрим, что будет дальше.

Заглядывая друг другу через плечо, они с каким-то непонятным любопытством глазели в окно.