Николай Островский - Том 3. Письма 1924-1936

С. М. Стесиной

1 ноября 1934 года, Сочи.

Милый товарищ Соня!

Посылаю тебе копию письма, одновременно посылаемого с этим письмом в издательство. Из него ты узнаешь, что меня интересует.

Узнай у товарища Дайреджиева — включена ли моя новая книга в план 1935 года — это самое основное.

Ты, наверное, уже знаешь о моей встрече с товарищ Караваевой.

Были и уехали в Москву Киршон и Афиногенов. Все они поведут наступление на квартирном фронте, это идет помощь отрядам, уже действующим.

Подумай, Сонечка, сколько хлопот я причиняю всем этим товарищам, в том числе и тебе.

Я чувствую, что скоро мое имя будет приводить товарищей в уныние, ибо я — это неразрешенная квартирная проблема и все преграды на этом пути.

Когда настанут счастливые дни, когда я буду представлять лишь объект литературного порядка, а не футбольный мяч, которым обязательно надо забить гол в ворота Моссовета?

Хочу, чтобы все это тебе надоело последней.

Я передал товарищ Шпунт доверенность на получение на твое имя 100 рублей на разные расходы по моим делам. Я знаю, что тебя зовут Соня, этого для меня вполне достаточно, — но почтовые чиновники думают иначе — им нужно имя твоего отца. И не ласковое — Соня, а София или что-то в [этом] роде, и перевод не приняли.

Я передал товарищ Шпунт также доверенность на твое имя на получение билета Союза Советских Писателей.

Получила ли ты все это?

Крепко жму твою руку.

Н. Островский.

Сочи, 1/XI-1934 года.

17 ноября 1934 года, Сочи.

Дорогой товарищ Анна!

Только что получил твое письмо от 12/XI. Оно похоже на маленькую тучку, которая предвещает непогоду (беседа с Щербаковым).

У меня был М. Кольцов, он дал крепкое слово помочь Вам в моем деле всем, чем может. Итак, в Москве сейчас все действующие силы, я жду решения вопроса.

Насчет дачи вы сами решите, как будет лучше, я последую вашему совету.

Конечно, ты права, что это — паллиатив.

Послезавтра едет в Москву мой приятель, я ему даю поручение закупить мне книги о нашей войне с белополяками.

Я начинаю свою новую работу, составляю эскизные наброски плана.

Товарищ Анна, я все же верю, что Вам удастся одолеть все препятствия, ведь за это взялось так много славных людей нашей страны.

Здоров. Настроение, признаюсь, тревожное.

Твой приезд ко мне сблизил меня с тобой и оставил ощущение дружбы и теплоты.

Конечно, я самый тревожный из твоих литературных воспитанников, которых ты ввела в большую литературу; конечно, я причиняю тебе много беспокойства, но ведь настанет же день, когда все успокоится и я не буду приносить тебе всех этих огорчений и хлопот.

Крепко жму руку. Уважающий тебя

Н. Островский.

Привет тебе и товарищу Караваеву и от меня и моего «колхоза».

17 ноября. Сочи. Ореховая, 47.

22 ноября 1934 года, Сочи.

Дорогой товарищ Мархлевская!

Ваше письмо, конечно, получил, благодарю за внимание…

Итак, в Москве собрались действующие силы, и я ожидаю решения этого вопроса. Конечно, квартирная проблема чрезвычайно сложна, и разрешить ее далеко не легкая задача.

Как бы то ни было, но я должен приступить к своей работе и вот здесь сразу же натыкаюсь на полное отсутствие исторического материала, то есть у меня нет книг, брошюр, статей военного и политического характера, охватывающих период, 1918, 1919, 1920 годы, в наших взаимоотношениях с Польшей. То, что есть в моей памяти от давно прочитанного, виденного и слышанного, недостаточно для основы политического романа. Нужно прочесть все заново, продумать и обобщить.

Я буду Вам очень благодарен, если Вы сможете узнать у товарища Буткевича или у других работников, знающих это, список книг, изданных на русском языке по интересующим меня вопросам, и где их можно купить.

Возможно, есть переведенные с польского на русский язык мемуары Пилсудского или какого-либо иного белопольского лидера. Проработать эту фашистскую литературу мне было бы полезно. Врага надо изучать, тогда вернее будет удар. Особенно важно мне рассказать о первых ростках и собирании сил братской компартии Польши.

Конечно, никакая книга не может мне заменить живой рассказ о живых людях; живые люди в художественном произведении почти все. Вот почему мне так нужна Москва, нужны и Вы и те польские большевики, с которыми Вы меня познакомили бы…

Я прошу Вас извинить за все беспокойства, которые невольно причиняю Вам всеми этими просьбами, а также и за то, что мои друзья обращаются к Вашей помощи в борьбе за мой переезд в Москву.

Крепко жму Вашу руку.

Уважающий Вас

Н. Островский.

22/XI — 34 г.

Сочи, Ореховая, 47.

23 ноября 1934 года, Сочи.

Дорогой Сашко!

Никогда я тебя не забывал и теперь не забываю, да вот что-то часто болезни стали заглядывать ко мне. Вопреки всему стараюсь не сдавать. Рад был ребятам, посетившим меня. Есть еще у меня желание побывать в Москве, не знаю, смогу ли осуществить. Это выяснится этими днями. Разрешат ли. Если только буду зимовать в Сочи, крепко рад тебя встретить. Приезжай! Погода сейчас стала портиться, дожди и сырость, но к твоему приезду закажем специально солнышко. Эх, Сашка, Сашка! Как хороша жизнь! Только бы немного здоровья больше.

О себе больше писать не буду. После решения окончательного напишу. Будь здоров. Жму крепко твои руки.

Николай Островский.

Р.S. Привет твоей семье. Пиши, я рад твоим письмам.

Сочи, 23 ноября 1934 г.

23 ноября 1934 года, Сочи.

Милая и родная Шурочка!

Только что получил твое письмо, и нельзя передать, как я обижен, что ты зовешь меня лентяем. Правда, я, видимо, заслужил нечто подобное. Одно ясно, я тебя никогда не забываю, ни при каких обстоятельствах, это самое дорогое и важное. Ведь дело не в количестве писем.

Расскажу о себе. Сижу у моря и жду погоды, т. е. со дня на день ожидаю результата из Москвы относительно квартиры…

Для новой книги мне нужны материалы, документы, книги и беседа с живыми участниками борьбы 1918-20 гг. с белой Польшей. Мой новый роман будет антифашистским, это политический роман и требует большой подготовки и изучения ситуации того времени. В Сочи я ничего полезного не могу достать, вот почему я так стремлюсь в Москву, где в моем распоряжении будут: архивный материал, необходимые книги, а главное — знакомство с целым рядом польских большевиков.

Ты спрашиваешь, что я делал летом? Я учился, много читал, продумывал детали будущей работы, редактировал второе издание и проч., но ничего капитального не сделал. Стою на пороге новой работы, но неизвестность связывает руки, скорее бы выяснилось, и тогда приступлю к работе. Как только получу второе издание — пришлю. Мои все хворают, единственно боеспособная — матушка, бессменная ударница.