Антонина Коптяева - Товарищ Анна

— Неужели ты думаешь, что я не сознаю этого? — горько промолвил Андрей. — Смешное дело! Мы лучших своих работников, самых сильных и опытных, перевели на разведку россыпей. На Долгой горе остались главным образом охотники из старателей, которые верят мне и работают условно, на свой риск. Разведчиков-рабочих раз — два и обчёлся. Мне не на что их содержать! Технический надзор — я сам да Чулков, проводящий там всё своё свободное время. Нищая колония! Не так-то уж дорого обходится она сейчас!

— А инструмент! А заброска продовольствия! А спецодежда? — напомнил Уваров.

— А вы хотели бы оставить нас даже без этого? — возмутился Андрей, нервным движением выкладывая на стол спички и портсигар. — Хорошо, мы будем носить продукты на себе, в котомках, по-старательски.

— Ну, уж это анархизм настоящий, — сказал Уваров, сожалея и досадуя. — Ты же не мальчик, Андрей. Старательская разведка рудника — неплохая идея, но когда это делается, как бунт против общего мнения, то это уже непартийно. Тех же старателей можно пустить тоже на россыпи.

— Значит, вы просто не верите, что там есть золото? — спросил Андрей.

— Почему же?.. Может быть, оно там и есть, — уклонился было Уваров, но тут же устыдился своей уклончивости и, краснея густо всем лицом и даже открытой полной шеей, сказал: — Не верю, Андрей. Ждал. Верил. А теперь изверился. Ты хочешь довести дело до конца. Ты уверен и по-своему прав. Но у нас нет сейчас ни средств, ни времени. Значит, надо подчиниться.

Андрей побледнел, порывисто встал и, не попадая портсигаром в карман брюк, заговорил быстро:

— Постановления о прекращении работ ещё нет. Главк ещё ничего не решил. Я буду писать в трест, к начальнику главка. К наркому!

— Пиши, пиши! — сказал ему вслед искренно огорчённый и взволнованный Уваров.

Солнце уже высушило росу под окнами. Ярко и нежно цвёл у дорожки стелящийся портулак, бедный игольчатой смуглой зеленью; холодно синели анютины глазки, радостно розовел тонкий душистый горошек. Осы гудели над цветами, но Андрей ничего этого не заметил, выйдя из парткома. Всё в нём кипело, и он опомнился только в кабинете Анны.

Анна в белом гладком костюме разговаривала по телефону. Тут же у стола сидели несколько работников с фабрики и приисков. Андрей нахмурился, но уйти, не переговорив с Анной, он не мог и присел в стороне.

— У вас мало старателей? — спрашивала Анна заведующего прииском. — Почему же вы без всякой надобности отбираете у старателей подготовленные участки? Вы сами разваливаете свои кадры. Заключите со старателями договора. На тех, кто отлынивает от работ, не распространять льгот правительства. Тех, кто работает, беречь, как кадровиков. Проявите больше гибкости и забот, и люди будут. Приеду сама, проверю. Что ещё? Не хватает оборудования? — Анна снова брала трубку, звонила в техснаб и тут же распоряжалась об отправке дополнительного оборудования. — Чтобы не было потом никаких отговорок.

За какие-нибудь полчаса она отпустила весь народ, каждому дав самые определённые объяснения и указания, но Андрею время, проведённое у неё, показалось томительно долгим.

— Я был в парткоме, — сразу приступил Андрей к своему наболевшему, когда они остались одни.

— Да? — промолвила Анна внешне спокойно, но смуглая её рука, игравшая карандашом, остановилась, не закончив движения. Она посмотрела на Андрея вопросительно.

— Уваров, конечно, заодно с вами... — продолжал Андрей приглушенным, бесцветным голосом.

— Почему «конечно»? И что значит «заодно»? — сказала Анна с вынужденной холодностью, чтобы не поддаваться дружескому сочувствию к тому, чему она не хотела сочувствовать. — А ты разве за другое?

— Брось! — сказал Андрей с раздражением. — Ты сама знаешь, что я не имею в виду политику, что дело тут не в политике...

— А в чём же? Разве мы не создаём в каком-то масштабе политику нашей работой?

— Брось, прошу тебя, — повторил Андрей. — Мне сейчас не до тонкостей в выражениях. У меня всё рушится сейчас, Анна! Я хотел ликвидировать последствия нашего прорыва по разведкам, открыв богатейшее золото... хотел открыть, но получается так, что ликвидируют меня самого.

— Нам надо беречь средства, — холодно сказала Анна. — Пока спустят новые сметы, мы должны уложиться в существующие. Нам нужны... необходимы площади для разработки, и их надо искать, использовав все возможности. Этот год мы кое-как протянем, но в будущем нам придётся свёртываться, если вы, геологи, не найдёте ничего подходящего. Вопрос стоит очень остро.

— Так вы же сами не даёте мне возможности разрешить этот вопрос! — почти крикнул Андрей.

— Мы не можем затратить все средства на разведку одной Долгой горы, — тихо, но твёрдо сказала Анна.

Андрей опустил голову. Почему же ему верили его рабочие-разведчики? Почему такой опытный таёжник, как Чулков, чуявший золото по одному виду местности, готов был «чорту душу заложить» за будущее золото Долгой горы? Неужели только уверенность его, Андрея, могла так заразить их этой разведкой?

«Кровь из носу, а мы своё возьмём!» — заявил Чулков при последней встрече.

«Возьмёшь, пожалуй, — подумал теперь Андрей, с кривой усмешкой, вспоминая убеждённость старого разведчика. — Может быть, Анна мстит мне за то, что я высказал недоверие к её проекту рудных работ?» — подумал ещё он и пытливо, почти враждебно взглянул на неё.

Она задумчиво смотрела в сторону, потом взгляды их встретились. Её глубокие глаза, полные света и мысли, пристыдили Андрея, и он сразу вспомнил, что Анна настаивала на своём ещё до той ссоры.

— Я понимаю, как тебе тяжело, — грустно сказала она. — Поверь, я переживаю твою неудачу, как собственную.

— Я не считаю разведку Долгой горы неудачей, — сказал Андрей, — с огромным усилием подавив волнение, вызванное в нём этими оскорбительными для него словами Анны. В конце-то концов, разве она не имела права высказывать своё мнение? Он должен был доказать на деле. — Если бы мы имели возможность развернуться по-настоящему, — продолжал Андрей свои мысли уже вслух, снова обращаясь к Анне. — Ну, неужели ты не найдёшь... Не сможешь выделить каких-нибудь восемьдесят тысяч. Я хочу писать наркому, но пока это дойдёт... пока разберутся, может быть, создадут комиссию, самое дорогое время будет упущено. Ведь лето проходит, Анна!

— Да, лето проходит. Взгляд Анны снова стал отчуждённым и она отвела его в сторону. Я не могу выделить «каких-нибудь» восемьдесят тысяч. Мне нужно оторвать их от нужд первой необходимости. Я не могу сейчас это сделать. — Анна умолкла. Ей трудно было так жестоко говорить с человеком, самым дорогим, самым близким. — Знаешь, что, — заговорила она оживлённо, — у нас с тобой на сберкнижке отложено тридцать пять тысяч... И даже больше: ведь мы должны ещё получить компенсацию за отпуска, неиспользованные в течение этих двух лет. В общем наберётся около сорока пяти... восьми тысяч, почти около пятидесяти. Ты можешь затратить их на доразведку своей Долгой горы.