Михаил Чулаки - Вечный хлеб

— Нет, не в этой квартире! — поспешно и не слишком вежливо перебил Вячеслав Иванович, потому что испугался, что старушка заподозрит, будто он претендует на площадь, и замкнется, скроет, если и знает чего. — В квартире не в этой, не сомневайтесь! В доме в целом. А конкретнее, по вашей лестнице. Вот я и хочу найти исконных жильцов.

— Понимаю-понимаю! Как ваша фамилия?

Вячеслав Иванович подумал с превосходством, что старушка хоть и интеллигентная на вид, а соображает не очень: если бы он знал фамилию, неужели бы ходил расспрашивать по квартирам? Но постарался свое превосходство скрыть, заговорил нарочно даже как бы извиняющимся тоном:

— Такой поворот получился, что фамилии своей настоящей я не знаю. Настоящая коллизия. Подобрали, а я еще фамилии не усвоил по малолетству. Или забыл с голоду. Славиком звали, это аргумент твердый. Мою фамилию, с которой живу, мне приписали в детдоме, она вам ничего не подскажет. Вообще-то красивую, я претензий не имею, но для поисков она совершенно инертна.

— Да, ребенку потерять фамилию легко. Но все-таки давайте назовемся и познакомимся. Мне следовало сразу, но я вас заговорила. Я Каменецкая Вера Николаевна.

Назвался и Вячеслав Иванович, улыбкой и жестами показывая, что фамилией он представляется искусственной, никак не отражающей его подлинной сути, но ничего не поделаешь, другого выхода у него нет; назвался, снова пожал протянутую сухую ладошку — и снова удивился крепости рукопожатия старушки.

— Так как же вы запомнили адрес, если не помните фамилии?.. Сейчас, подождите, не рассказывайте, я сначала распоряжусь, чтобы потом не перебивать. Я не люблю перебивать. — Костя! Костя, поставь чайник.

— Я уже поставил.

— Молодец. Тогда достань печенье.

Вячеслав Иванович стал для приличия отказываться а то еще подумает, что явился невежа специально затем, чтобы ее печенья съесть.

— Не беспокойтесь, я совершенно сыт, Вера Николаевна! У меня дома все есть. Если бы я знал, я бы что-нибудь с собой… Севрюгу. А уж торт как закон. Но не знал, проходил мимо случайно — и как ударило в голову: здесь! Ну и не удержался, кинулся сразу. А то бы!.. Сыт, честное слово!

— Ах, оставьте ваши церемонии, Вячеслав Иванович, что вы, право, я не знаю! Мы и тогда без чая не отпускали. Помните тогдашний чай?

Вячеслав Иванович не любил признаваться, когда чего-нибудь не знал или не помнил, но и делать вид перед старушкой, что запомнил в пять лет вкус блокадного чая, не решился, чтобы не сочла бахвалом — ведь от бахвала всего один шаг до самозванца! И сказал уклончиво:

— Что-то помню, но не очень. Я ведь тогда, как говорится, не в сознательном возрасте…

— Кипяток! Чистый кипяток! Но горячий… Костя, когда чайник закипит, сам завари… Ну вот, обо всем распорядилась, а теперь рассказывайте, Вячеслав Иванович, рассказывайте все подробно! Вы уж простите, я вас буду величать вашим новым именем, благоприобретенным.

— Еще бы! Я и сам себя! — подхватил Вячеслав Иванович, стараясь запомнить красивое слово «благоприобретенный».

Вера Николаевна хотя и объявила только что, что не любит перебивать, во время рассказа то и дело вскрикивала:

— Удивительно!.. Разом всю картину?! Это память сердца!

Впрочем, рассказывать такое бурное сопереживание только помогало. Жаль только, что и со всеми возможными подробностями рассказ получился коротким, и Вячеслав Иванович закончил, разведя руками:

— Вот и вся моя исповедь, Вера Николаевна. Может быть, и немного, когда со стороны, а для меня — событие. Потому сразу бросился, не вытерпел.

— Ах, да что вы скромничаете! Целый роман! Нет, но как удивительно устроена память человеческая. Удивительно! И в то же время часто приходится стыдиться за людей, — какой-то парадокс, не правда ли?

Старушка опять обобщала, а Вячеслав Иванович не очень умел говорить вот так — вообще. Он предпочитал конкретные интересные факты. Парадокс вот разглядела. Нет, он знал, что такое парадокс, но чтобы и самому ответить парадоксом — ничего в голову не приходило. Да и не очень хотелось: он надеялся, что Вера Николаевна вспомнит блокадных соседей по дому, а она рассуждает о парадоксах. Поэтому сказал только:

— В человеке все бывает.

Серьезный Костя внес чайник, достал из буфета чашки. Откуда-то вылезла наконец кошка.

— А вот и Мисси! Она боится незнакомых и потому сначала спряталась. А когда что-нибудь едят или просто пьют чай, она любит сидеть рядом. Ничего не просит, она хорошо воспитана, просто сидит рядом. Потребность в обществе.

Кошка была как кошка — не сиамская, не сибирская. Вячеслав Иванович считал, что уж если заводить, так чтобы как с картинки — вроде Эрика, на которого каждый оглянется. Бывают и кошки такие — выставочные. Ресторанный метр Сергей Ираклиевич большой любитель, приносил швейцарский журнал — вот там кошки! Одна — настоящий медведь. Но вслух Вячеслав Иванович догадался этого не говорить, даже протянул руку, чтобы погладить скромную Мисси — сделать хозяйке приятное. Но кошка отпрыгнула.

— Нет-нет, она еще к вам не прониклась… И вот взять да сбросить с пятого этажа! Как можно? Кем надо быть? Да, приходится часто за людей стыдиться. Знаете, тогда люди культурные часто вели разговоры… Представляете, голый кипяток вместо чая, коптилка, холод — а разговоры самые такие: философские! Это сейчас без конца слышишь о еде да о тряпках. Ну и тогда, конечно. Думали — все время! Невозможно было не думать. Но чтобы вслух! У меня были такие знакомые, от которых я ни слова не слышала за все три года ни о пайках, ни о прежних магазинах и ресторанах, — не снисходили! Умерли многие — но не снизошли до пайковых разговоров!.. Да, о чем я начала? Опять заболталась, вы уж простите старуху. Да — философские разговоры. И тогда часто рассуждали: как могла такая культурная нация превратиться в фашистов? Родина Бетховена, Гете, Маркса. Я уже тогда говорила, еще до статей Эренбурга… Вы были маленький, не помните, наверное, что тогда значили статьи Эренбурга. Ну ладно… Так я еще до его статей твердила всем: не говорите о всей нации, есть разные немцы. И разные русские. Фашисты — это те, за кого приходится стыдиться, что они — люди! Как перед нашей Мисси за ту сверху. Дай той бабе волю, она бы и неугодных людей, как котенка!.. Вы верите в летающие тарелки? Ой, я так боюсь! Представляете, прилетят разумные существа, начнут изучать нашу жизнь, нашу историю. Ужасно стыдно!.. Но я опять. Так что я могу для вас сделать полезного?.. Подождите, не говорите! Вы пьете этот чай? А я болтаю и не вижу. Где Костя? Костя!

Серьезный мальчик вошел сразу же, точно дежурил за дверью.

— Костя, что ты там делаешь?

— Смотрю на собаку.

— Замечательно! Но какой ты опять чай заварил? Сколько тебе говорить? Забери и завари снова. Как следует! Краснеть за тебя приходится.