Лев Экономов - Под крылом земля

— Где тебя носило? Садовая голова! Рыбку ловил, а упустил кого…

Я был удивлен такой встрече. Мне казалось, капитан порадуется моему улову, а он даже и не заметил его.

— Кого ты упустил! — твердил он.

— Ну кого же?

— Людмилу!

— То есть как это? — задохнулся я. «Значит, отец рассказал ей, что я заходил, и она приезжала ко мне!»

— Ну чего ж ты молчишь? Говори!

— А что говорить? Я не успел подойти к ней — около; нее сразу очутился Сливко. Они ходили по дороге от лагеря к реке и долго разговаривали. Потом он пошел провожать ее на станцию.

— Этого не может быть! Она не могла его простить!!

Кобадзе развел руками:

— Она, кажется, приезжала к нему. Я узнал, что она спрашивала у дежурного, как ей разыскать майора Сливко.

— Ты не слышал, о чем они говорили?

— Нет. Я дважды проходил мимо. Кажется, она о чем-то его просила…

Летно-тактические учения, или, как у нас говорят, ЛТУ, проходили в гористой местности.

Первейшая заповедь военной науки — внезапность, поэтому командование полка перебросило в горы передовую группу ночью на грузовиках, а в шесть утра на новый аэродром уже садилась первая восьмерка «илов». Ровно через час начальник штаба рапортовал в дивизию по телефону, что полк занял исходное положение.

Техники начали готовить машины к вылетам. Летчики засели за изучение района боевых действий.

Во второй половине дня меня вызвал на КП комэск.

— Надо помочь оперативному дежурному, — сказал он, — замаялся Перекатов. Ночью лагерь разбивал, утром встречал самолеты. А скоро начнет работу с документами, не сделал бы ошибки.

Перекатов, толковый и опытный офицер, был адъютантом нашей авиаэскадрильи. Получалось, что Истомин приравнял меня к этому старому авиационному «волку»! Я разволновался, несколько раз переспросил адъютанта, как мне действовать, и только после этого подпустил его к топчану, предусмотрительно поставленному прямо на КП.

Но кругом было тихо. Если б не телефонные звонки и нервное стрекотание пишущей машинки, можно было бы подумать, что полк перебазировался на отдых. Несколько часов прошло в бездействии.

Я без конца мерил шагами палатку, останавливался у окна и смотрел на поле с раскиданными в беспорядке зелеными островками. Каждый островок был замаскированным елками самолетом. Из-под хвои время от времени выползала пятнистая, словно ягуар, автомашина с цистерной, медленно пересекала пространство между островками и снова надолго пропадала в зелени, только слышно было, как гудел мотор бензонасоса, перегоняя горючее в баки самолета.

У опушки леса Кобадзе занимался с летчиками по штурманскому делу. Вернее, занятия уже кончились, но офицеры не расходились: уточняли, как восстановить над горами местонахождение, если выйдут из строя радионавигационные средства, как выбрать подходящую площадку для вынужденной посадки.

Капитан отвечал, водя указкой по натянутой между деревьями карте. Прощаясь с летчиками, он сказал:

— И прошу зарубить себе: над горами нельзя спускаться ниже девятисот метров!

Быстро надвинулись сумерки. У зазубренной кромки леса появилась луна. Она, словно старинная медная монета, была тусклой, с зеленым отливом и никак не могла осилить мягкую вязкую темноту августовской ночи. Гигантский круг висел над головой, не давая ни света, ни отблеска.

Стояла напряженная, притаившаяся тишина. В одной из палаток вполголоса затянули песню, но и она смолкла вдруг. Можно было пройти из конца в конец весь лагерь и не встретить никого, кроме часовых с автоматами. Набежавший ветерок принес с лугов тягучий приторно сладкий запах нескошенного клевера.

По палатке рассыпался звонок, резкий, настойчивый.

Наконец-то! Я подскочил к дивизионному аппарату. Спокойный голос приказал прислать к посредникам нарочного за боевыми документами. Я растолкал дремавшего посыльного, тот взял автомат, вставил диск с патронами и отправился за секретным пакетом. Я тем временем приготовил рабочую карту. И когда посыльный вернулся, стал наносить на карту обстановку, о которой говорилось в распечатанном мною боевом донесении.

Через полчаса топографические листы покрылись разноцветными кружками и треугольниками. Линия боевого соприкосновения воюющих сторон — «красных» и «синих». — проходила между двух гор, поросших у основания хвойным лесом. Своей ломаной конфигурацией она напоминала боевой кордон неприятеля во время боев под Сталинградом — малейший просчет в бомбометании и стрельбах мог оказаться на руку врагу.

— Ситуация неблагоприятная, — послышался над моей головой сонный голос оперативного дежурного. Перекатов, щурясь от яркого света, смотрел на карту.

— Спасибо за подмогу, лейтенант. Можешь быть свободным.

Я не успел собрать карандаши, как в палатку вошел командир полка, а за ним — подполковник Семенихин, штабные офицеры и два посредника с белыми повязками на рукавах. Одного из них — толстого полковника с угрюмым лицом — я узнал. Это он весной сделал мне внушение за то, что был на побегушках у своих подчиненных.

Выслушав рапорт дежурного по КП, Молотков, а за ним и остальные подошли к столу.

— Разрешите поднимать личный состав? — спросил Перекатов.

— Отставить! — сказал Молотков. — Пока будем прорабатывать задание, пусть спят.

Начальник штаба не спеша достал из чехольчика очки, протер их белоснежным платком и надел на нос. Молча и сосредоточенно все изучали карту, время от времени нагибаясь, чтобы лучше разглядеть надписи. По стенкам палатки метались тени, то становясь короткими и резкими, то удлиняясь и тая.

— Пехота «синих» выбрала нынче более подходящее место, чем в прошлый раз, — проговорил, наконец, Молотков, разминая обожженными пальцами папиросу. — Нашим будет туго.

— Сдюжим, — произнес подполковник Семенихин и потянулся за красным карандашом.

Я не помню случая, чтобы при подготовке к ответственным полетам или при разборе таких полетов отсутствовал заместитель командира полка по политической части. Это был комиссар типа Фурманова. Он принимал самое деятельное участие в боевой работе полка.

Покусывая губы, Семенихин нарисовал две широкие стрелки и одну узкую.

— Основной удар, — сказал он, — направим на уничтожение живой силы. Чтобы подавить зенитный огонь, хватит эскадрильи. Но рано утром обязательно надо сделать рекогносцировку.

Кобадзе сказал, с какой стороны следует подходить к цели и отходить от нее.

— А как считает лейтенант Простин? — спросил вдруг Молотков.

— Считаю, что капитан неправ: уходить от цели лучше с правым разворотом, в сторону, где ниже горы.

— Лишняя затрата горючего, — усмехнулся Кобадзе, посасывая пустую трубку.