Лев Экономов - Перехватчики

— А ты, Жанночка, как и договорились, берешь на себя спортивно-массовую работу. Тебе надо съездить в какой-нибудь санаторий и посмотреть, как там поставлено это дело.

— Вы думаете, я справлюсь? — она была польщена доверием. Ее щеки чуть зарумянились.

— Два притопа, три прихлопа — у тебя это пойдет.

— Но меня же критиковали на диспуте «Учись понимать прекрасное».

— Но ты же почти исправилась. Кстати, ту голую красотку с бюстом кариатиды, что висит рядом с перовским «Рыболовом», я бы на твоем месте тоже сняла.

— Странно. Мужчинам она нравится.

— Не все то золото, что блестит. Да, так о чем мы говорили?

— О моей поездке. До открытия еще целый месяц. На все это время я могу уехать на практику.

— Вряд ли тебя Миша отпустит, — усмехнулся я, подумав о том, что из Жанны может получиться неплохой массовик. Она чудесно играет на рояле, танцует.

— Мы с ним договоримся. Люся посмотрела на часы:

— Что-то задерживается Галя.

И тотчас же в дверь постучали. Я пошел открыть.

Пришли Галина Косичкина и Лиза Самарская. Они тоже были врачами по специальности и тоже нигде не работали.

Люся стала рассказывать им о том, как ее посетил председатель колхоза, и предложила женщинам работать сменными врачами в колхозном санатории.

Все были страшно взволнованы и наперебой говорили, как они развернут работу.

— Имейте в виду, денег с колхозников мы брать не будем, — сказала Верочка Стрункина. — Все будет построено на общественных началах. Одним словом, как при коммунизме.

— Нам главное — не сидеть сложа руки, — сказала Косичкина. — И чтобы стаж шел.

— Это все будет.

Я хотел спросить у Люси, какую же роль она оставила себе, но при посторонних об этом неудобно было говорить. Уходить же они, как видно, скоро не собирались, и тогда я пошел в столовую, решив после обеда еще забежать домой. Но сделать это так и не удалось, потому что пришлось срочно идти на аэродром — опять повалил снег.

Домой я попал только вечером, а до вечера все время думал о Люсе и о ее будущей работе.

— Ну, поздравляю тебя, — сказал я ей, едва она открыла мне дверь.

— Спасибо. С чем ты меня поздравляешь? — она подставила губы для поцелуя.

— Какую работу ты оставила себе? Надеюсь, теперь развернешься?

Люся усмехнулась, молча потерлась щекой о мой подбородок и юркнула в комнату.

Я снял куртку и пошел умываться.

«Чего-то она не договаривает, — думал я. — Но чего? Если бы была неприятность, то она не вела бы себя так. Ладно, ни о чем не буду спрашивать, сама скажет». Но едва зашел в комнату, как забыл об этом.

— Ну-ка говори, в чем дело, — я взял Люсины руки и посмотрел ей в глаза. Нет, по ее глазам я никогда ничего не мог узнать.

Люся снова усмехнулась и опустила голову:

— Пока никакую.

— То есть как это? — я отказывался понимать Люсю. Сжал ее щеки руками, почувствовав, как они пышут жаром.

— Очень просто.

— Почему? Что-нибудь случилось? Может быть, ты заболела? У тебя, кажется, температура.

— Случилось. Я хотела тебе сказать обо всем попозже, но ведь ты такой нетерпеливый. Еще спать не будешь.

— Но что же?

— Ты не волнуйся. Просто в скором времени у нашей Иринки будет братик. Вот и всё. — Люся внимательно посмотрела мне в лицо. — Ну что же ты не радуешься?

«В самом деле, почему я не радуюсь?» — спросил я себя. Мне нужно было взять Люсю на руки, волчком закружиться по комнате или начать целовать ее, а я стоял и хлопал глазами. Ну конечно, все это для меня слишком неожиданно.

Я прижал Люсю к груди:

— Я рад, очень рад, только дай мне немного привыкнуть к этой мысли.

Цель маневрировала в облаках. И по направлению, и по высоте. Она, словно щепка в неспокойной весенней воде, колыхалась из стороны в сторону, ныряла под воду, выходила на гребень волны и опять окуналась.

Мне долго не удавалось устойчиво удержать ее на экране поискового локатора. Перед лицом торчал длинный, как голенище сапога, затемняющий тубус из резины. Сквозь прорезь в нем неудобно было смотреть на пилотажно-навигациониые приборы.

А тут еще по экрану побежали серебряные цепочки отметок, очень похожие по форме и яркости на отметки цели, — это противник поставил помехи. Ну как отыскать в калейдоскопе светящихся точек цель? Впрочем, отыскать все же было можно, если вглядеться в экран пристальнее. Отметки от помех быстро перемещались по экрану обзорного индикатора и пропадали. Я все понял: с бомбардировщика, которого я преследовал, сбросили дипольные отражатели. Скорость сближения с ними была равна скорости полета моего истребителя, поэтому-то они так быстро и исчезали с экрана. Засветка от цели держалась более устойчиво.

Маневрируя своим самолетом, я продолжал сближаться с бомбардировщиком. И при этом помнил: малейшее неточное движение — и «противник» уйдет с экрана. И не так-то легко будет штурману наведения снова нацелить меня.

Быстрее сблизиться — это было главным сейчас.

Наконец в кабине вспыхнула лампочка «Захват». Я перевел взгляд на отражатель прицела и увидел среди плывших облаков из помех искусственное изображение цели. Огненная «птичка» была значительно выше центральной марки прицела.

Плавно орудуя ручкой управления и педалями, я стал загонять ее на середину отражателя. Чтобы не наскочить в облаках на самолет, летевший за целью уменьшил скорость сближения, а немного погодя сравнял скорости.

Я уже хотел нажать кнопку фотопулемета — зафиксировать на пленке отраженный на прицеле импульс, но в это время меня словно кто схватил за шиворот, обвил щупальцами все тело, норовя вытащить из кабины. Обжатые высотным костюмом, ноги и руки стали мгновенно помимо моей воли выпрямляться и, только мускульным усилием удавалось удержать их на месте, а кислородная маска потянула голову кверху, будто хотела оторвать ее от шейных позвонков.

Кислород ринулся в легкие под большим напором, и если бы не костюм — этот резиновый спрут, оказывавший на поверхность туловища противодавление, — то они тотчас же растянулись бы, и я вряд ли сумел выдохнуть из них воздух. Только теперь я смог по достоинству оценить высотный костюм, который стеснял движения на земле и мешал в благоприятных условиях полета. Теперь он был моим спасителем.

Но, растерявшись в первую секунду, я дал ручку от себя, самолет клюнул носом, и цель вышла из режима захвата. Первая атака со всеми ее преимуществами была сорвана, мой самолет по-прежнему окутывала непроницаемая белая пелена. Даже гудение турбин за спиной казалось в этой «вате» глухим и ворчливым.

В разгерметизированной кабине я не мог находиться на высоте, так как повышенное давление, созданное костюмом, не обеспечивало достаточной вентиляции легких, акт дыхания был нарушен, одновременно с этим произошло и нарушение циркуляции крови.