Лев Экономов - Перехватчики

— Куда вернулся?

Из-за рокота только что приземлившегося самолета мне не слышно было, что ответил Абдурахмандинов. Подрулив к месту буксировки, самолет остановился, побрызгал на бетонку, словно какой-то доисторический ящер, — это летчик перекрыл стоп-кран и остаток горючего из камеры сгорания вылился через дренаж наружу.

Поджидавшие свои самолеты механики опрометью бросились к выхлопному соплу — греться.

— Куда вернулся? — переспросил я, когда двигатель на самолете остановился.

— Обратно к нам. В полк. И прямо на аэродром пришел. Не мог, говорит, больше вытерпеть.

— Где он?

— Там, — он махнул в сторону командного пункта. — В теплушке.

Мы встретились с майором как хорошие товарищи. Я сам не знал, почему так обрадовался возвращению Сливко. Может быть, в нем я видел воплощение отдельных черт характера Кобадзе, хотя они были разные люди.

— Ого, ты уже старший лейтенант! — сказал он, оглядывая меня.

— Да, присвоили на праздник. А вы насовсем?

— Как видишь. — Мы вышли из теплушки. Майор закурил, блаженно улыбнулся, глядя с прищуром на стоявшие в сторонке самолеты. И я понял: он прирос к авиации всем сердцем и отодрать от нее Сливко можно было только с мясом и кровью. Вот это и роднило его с Кобадзе.

— Встречался там с матерью Людмилы, — сказал Сливко. — Совсем случайно. На почте. Она прочитала мне из вашего письма то место, где сообщалось о Кобадзе. Я не поверил. И сразу же заказал телефон. Разговаривал с Семенихиным. Он подтвердил. И, между прочим, напомнил одну из заповедей. Когда из строя выходит солдат, на его место встает другой. Но я об этом догадался и сам. И вот приехал. Только не в адъютанты.

— Адъютантом у нас теперь Пахоров.

— Слышал и про это. Неужели он струсил?

— Определенно сказать нельзя, потому что сам он отрицает это. Шатунов и Лобанов юридически не годятся в свидетели — они были на втором взводе. Но наши ребята им верят. А врач обязан верить своему пациенту. И если Пахоров сказал, что после шатуновского удара его рвало, что у него теперь частые головные боли, Александрович вынужден был признать у него сотрясение мозга и не допускать к полетам.

— Ну и как? Справляется Пахоров с новыми обязанностями?

— Какое там! Ходит как в воду опущенный. Не разговаривает ни с кем.

— Стыдится?

— Кто его знает.

— А я, признаться, будучи звеньевым, делал на него ставку. Уж больно хорошо стрелял он. Прохлопали парня.

Тут уж Сливко имел в виду Истомина, с которым, всегда спорил по вопросам обучения. Сливко утверждал, что авиация держится на талантах. Им и нужно в первую очередь уделять внимание. А Пахорова он считал талантливым человеком.

— Но Шатунов-то! Кто бы мог подумать?! — Сливко покачал головой, и нельзя было понять: одобряет он действия Михаила или осуждает. — Что же ему было?

— Посидел на гауптвахте. Ну да ведь сколько птицу ни мори голодом, она не разучится летать. А по комсомольской линии для первого раза Шатунову поставили на вид. За дебош.

— Да, дела. Дежурным на командный пункт ходишь по-прежнему? — в карих выпуклых глазах майора появилось настороженное внимание.

— Приходится.

— Ну и как?

— Что как?

— Если мне предложат должность штурмана наведения…

— Надо идти. Штурманом наведения должен быть летчик. Я в этом убедился тысячу раз. Тот, кто стоит у планшета непосредственного наведения и дает команды, и тот, кто сидит в кабине самолета и выполняет эти команды, должны составлять одно целое. Они обязаны не только понимать друг друга с полуслова, но и читать мысли один у другого, чувствовать одинаково. А для этого нужно, чтобы люди были единомышленниками.

Я рассказал майору, как однажды перехват не состоялся только потому, что штурман наведения и летчик плохо знали слабые и сильные стороны друг друга.

— Значит, и ты советуешь?

— Определенно. — Я не замечал, как часто стал говорить любимыми словами Кобадзе. — И не надо медлить.

Дома я рассказал Люсе о возвращении Сливко.

— Он встречался с твоей мамой.

— Мне это известно.

Я с изумлением посмотрел на Люсю:

— Ты с ним разговаривала?

— А почему бы и нет?

— Верно, почему бы и нет, — я посадил Люсю на колени. Она округлилась и прибавила в весе. — Ты скоро станешь мамой. У нас будет сын.

— Нельзя так говорить.

— Почему?

— Сглазишь. Надо говорить, у нас ожидается… Нельзя быть до конца уверенным.

— О, ты стала суеверной. А еще врач. Образованная женщина. Так он приходил к тебе?

— Приходила Верочка Стрункина.

— Что?!

— Она приехала вместе с ним. Они помирились.

— Вот как! — я подумал о Шатунове. — Ну что ж. Лучше поздно, чем никогда. Она славная. Пусть считает, что ему повезло.

— Сначала она не хотела его простить и отказалась ехать. Но любовь переломила. Бросила все и прибежала к поезду, с которым уезжал Сливко.

— Рассказывала о городе?

— Город разрастается. На месте аэродрома сооружают спортивный городок. Страшно хочется побывать дома. Повидать своих.

— Побываем. Обязательно побываем. А пока напиши маме. Пусть приедет.

Погода переменилась за одну ночь. Вчера было тихо и деревья стояли как во сне, усыпанные пушистым инеем. А сегодня кто-то выпустил на волю ветер, и вот он, обрадовавшись свободе, ошалело заметался во все стороны, перебрасывая с места на место сугробы снега, снял с деревьев красивые белые одежды, забрался под чехлы самолетов, надул полотно огромными пузырями.

Летчиков погода устраивала. Вот поутихнет ветер, и можно будет начать полеты в сложных метеорологических условиях.

А пока мы сидели в классе и занимались предполетной подготовкой, Истомин ходил по рядам, как школьный учитель, и при этом держал руки за спиной — у него была такая привычка. Останавливаясь на секунду у какого-нибудь летчика, задавал ему вопрос и шел дальше. Из-под приспущенных век спокойно глядели умные глаза.

Те, к кому обращался Истомин, вставали и начинали говорить, как надо эксплуатировать и пилотировать самолеты зимой в условиях плохой погоды. Истомин кивал головой.

Вместе с нами занимался и наш новый штурман наведения майор Сливко. Он слушал ответы и что-то записывал в рабочую тетрадь. Мы не удивлялись. Офицер наведения обязан был знать уровень подготовки всех летчиков, их индивидуальные качества и даже излюбленные тактические приемы. Только тогда и можно добиться успеха при наведении перехватчиков на цель. А майор, как видно, хотел добиться успеха. В отличие от Перекатова, который тоже частенько приходил на занятия, майор пока не делал нам замечаний, связанных с перехватом целей, но на вопросы отвечал толково, сразу чувствовалось, что это летчик первого класса.