Лев Экономов - Перехватчики

Я почувствовал легкое торможение, словно самолет попал в более плотный воздух. Но, как это было ни странно, стрелка указателя скорости продолжала двигаться вперед. Вот она уже показала 1200 километров в час, 1250 километров. И вдруг слегка задергалась. Задрожали другие стрелки. Вариометр показывал или небольшой подъем, или спуск, хотя самолет летел строго горизонтально.

Нагрузка на рули при подходе к звуковой скорости изменилась. Я испытывал то давящие, то тянущие усилия на ручку и регулировал их триммером. Теперь воздух уже по-иному обтекал мою машину. Он не успевал расступаться перед ней, сжимался в виде подушки, нагревался. Лобовое сопротивление резко возросло. Устойчивость и управляемость ухудшились. Я всем своим телом чувствовал приближение необычного, с чем пока нечасто приходится встречаться.

Я не отрывал взгляда от стрелки махметра. Последние деления. Еще, еще на миллиметр продвинулась она к заветной единице и вот уже загородила ее своим острием, но только на мгновение, а потом перескочила и пошла дальше.

Самолет перешел на сверхзвуковую скорость. Впрочем, мне совсем и не обязательно нужно было смотреть на махметр. Я бы даже с закрытыми глазами определил это. Передо мной разорвалась невидимая преграда. Ощущение было такое, словно до этого я все время бежал с тяжелой ношей на плечах, а теперь эту ношу сбросил и мчусь налегке.

Мне ничего не стоило бы еще поднажать.

Перескочив звуковой барьер, я попал в иные условия полета. Здесь, за чертой, были свои законы аэродинамики.

— Помни, — говорили мне перед полетом, — в чужой монастырь со своим уставом не ходят. А то и рассыпаться можно.

И я это помнил. И хотя стрелки успокоились и продолжали плавно скользить по темным циферблатам, я зорко следил за увеличением скорости, готовый прекратить ее наращивание, как только она достигнет расчетной величины в этой с виду спокойной, но опасной зоне. Временами казалось, что я вырвался из власти земного притяжения и теперь падаю в космос.

Но полет был сложным. Приходилось то и дело наклоняться к затемняющему тубусу и смотреть на экран поискового радиолокатора через это резиновое голенище.

Других пилотажно-навигационных приборов в это время не видел и ориентировался в пространстве по горизонтальной светящейся черточке на экране локатора, которая называлась электронным авиагоризонтом.

Стоило самолету чуть накрениться в какую-то сторону или начать подъем или спуск, как тотчас же подвижная линия авиагоризонта отходила от неподвижной, нарисованной на стекле экрана.

Такая ориентировка была, конечно, не из легких, и мне все время приходилось отвлекаться от поиска и контролировать положение самолета в пространстве по показаниям обычных приборов.

Я вспомнил, как Лобанов говорил в классе, что хорошо бы научиться смотреть одновременно в разные стороны: одним глазом в тубус, другим на приборную доску. Мы тогда засмеялись, а Истомин успокоил нас, сказав, что опытные перехватчики могут пилотировать самолет по электронному авиагоризонту в течение трех минут. Мне до «опытного» было еще ой как далеко.

Вдруг на экране засветилась слабая искорка — отметка цели — и тотчас же погасла, потом снова вспыхнула и опять пропала. Значит, противник был относительно недалеко, его временами доставал своими лучами мой бортовой локатор.

Через минуту отметка горела уже устойчиво и стала похожа на волшебное изумрудное зернышко, а еще через минуту на нем появились «усы» — «верх» и «низ».

Обнаружив цель на экране обзорного индикатора, я немедленно доложил об этом на КП и начал сближение с целью, стараясь загнать ее в центр поискового локатора, или, как говорят летчики, «в лузу».

Отметка цели продолжала увеличиваться в размерах, — значит, дистанция между моим самолетом и самолетом Истомина сокращалась. Вот она уже скоро будет равна дистанции действительного огня. Отметка в лузе. И тотчас же в кабине загорелась лампочка: «Захват». Теперь искусственное изображение цели — птичка — перекочевало с поискового локатора на прицел.

Вспыхнув над кругом, птичка продолжала перемещаться. Мне нужно было наложить центральную марку прицела на искусственное изображение цели и открыть огонь.

Чтобы не столкнуться с противником, я уменьшил скорость, уравнял ее со скоростью полета цели и, когда подошел момент, нажал кнопку фотопулемета.

Меня швырнуло назад. От неожиданности я даже потянул ручку на себя, и самолет пошел вверх.

«Соскочили подвесные баки», — молнией пронеслось в голове. Я поморщился в предвкушении неприятного разговора на земле и доложил о случившемся на КП.

Мы пролетали над лесом, и это немного успокоило меня. Баки не могли упасть кому-нибудь на голову.

Сделав две атаки, я доложил на КП о выполнении задания и выключил радиолокационный прицел.

Штурман наведения сообщил мне, где нахожусь. Как, неужели я так далеко ушел от аэродрома? А ведь не прошло и получаса. Почему бы не пройти с прежним курсом еще семь минут, и тогда я буду над своим добрым старым М-ском, где начал службу после училища.

Новых команд от штурмана не поступало, — видимо, был занят наведением других перехватчиков. А может, я не расслышал своего позывного из-за потрескивания в шлемофоне атмосферных помех.

Чтобы экономнее расходовать горючее, я поднялся еще на две тысячи метров и перевел двигатели на самый наивыгоднейший режим полета. Назойливое потрескивание почти прекратилось.

Проплывавшая под крылом местность была хорошо знакома. Вон тот самый железнодорожный разъезд «Соть», над которым я когда-то потерял ориентировку, заблудился в трех соснах. А вон Медвежье болото. Над ним я попал в сильную грозу и только благодаря выносливости (это отметил на разборе командир полка) выбрался из облаков целым и невредимым.

Через две минуты М-ск. Надо снизиться. И вот я над городом. Его можно узнать по высоким трубам электростанции, по стеклянным коробкам текстильной фабрики. Но это был уже не тот город.

Последний раз я видел М-ск с высоты птичьего полета, когда проходил проверку перед посылкой в учебный центр. Тогда над ним было много подъемных кранов с вытянутыми в разные стороны стрелами, и всюду возвышались недостроенные корпуса. Теперь кранов стало не меньше, но они разбрелись по окраинам, а центр был заставлен новенькими домами, похожими с высоты на спичечные коробки. Улицы стали шире и прямее. На месте нашего полевого аэродрома раскинулся физкультурный городок, с большим стадионом, окруженным многочисленными ярусами трибун, широким зданием бассейна со стеклянной крышей. Здесь же строились еще какие-то дома.

В окружении высоких, уже начавших зеленеть деревьев у самой реки стоял старый авиационный госпиталь, где я встретился с Люсей и дал себе слово добиться ее расположения.