Андрей Платонов - Том 1. Усомнившийся Макар

Нарочно и я на свете живу
И сердце порочу стихами;
Я думал, что с неба звезды сорву,
А сам только плакал ночами.

Я думал, что мудрости в мире
Нельзя ни найти и ни сделать,
Но, выросши больше и глянув пошире,
Открыл я всемирную смелость.

Не жалость, не нежная влага
На молчаливых устах,
Скорбная скрыта отвага
В простых человечьих глазах.

Никем никогда не воспета
Тревожная жизнь в человеке:
Так утром на громком рассвете
Сиянье стучится в зажатые веки.

Руками теплыми до неба,
До неба тянется земля.
Глядит и дышит в поле верба,
Она звезду с утра ждала.

И звезды капают слезами
На грудь открытую земли
И смотрят тихими глазами,
Куда дороги все ушли.

И снится, думается дума,
Дыханью каждому одна.
Леса бормочутся без шума,
Не наглядится тишина.

Земля посматривает, чует,
Бессонная родная мять,
До утра белого не будет
Ребенок грудь ее сосать.

Сердце в эти дни смертельно и тревожно,
Прежде времени — над миром древний вечер,
Но душа — обитель невозможного,
Что погибло, то живет в ней вечно.

А утром небо красное цветет,
Невеста рано чешет волоса,
И цвет высокий пламенный растет,
И с ветром говорят великие леса.

И человек задумчиво поет,
Он ждет веками дальнюю звезду,
Себе гнезда он в мире не совьет,
И любит сердце пустоту.

Странны дни в долине ровной,
Cветел дух осенний на земле.
Поле пусто. Сердце грустью полно.
Скучно жить в своем родном селе…

Осенью душевное сомненье
Cтелется, как деревенский дым.
Умолкает полевое пенье,
Но я полон им одним.

Много в жизни сумрачной тревоги,
Много бед несут с собою дни.
Под дождем осенние дороги,
Тяжело ходить по ним.

Надобно себя томить сухой работой,
Чтобы жизнь была в тугом русле.
Надо медом наливать пустые соты,
Жизнь держать не ниткой, а в узле.

Пусть роятся в голове заботы —
Будет дело молодым рукам,
Надо мир промаслить нашим потом,
Скорость дать его маховикам.

Человек от старости седеет,
Осень сыплет волос золотой.
Так природа в августе вдовеет,
Умирает молодой.

Но в глухую гибнущую осень
Скорбно и навеки можно полюбить:
Зеленеют ведь зимою сосны —
Круглый год необходимо жить.

Третий год я был комсомолистом,
В сентябре мне стало двадцать лет.
Ни оратором, ни красным гармонистом
Я не значился —
Имел пустой билет.

— Что же, Ваня, ты бы хоть влюбился
Или станцию построил на ручье,
Видишь — комсомол зашился,
А ты бродишь как ничей!

И случилось
(Погадал мне парень) —
Стало быть, в соку моя душа,
Не присушкой же я был отравлен —
Я заметил:
Очень Маша хороша.
И действительно,
Мила мне Маша.
Только я вот не душист,
Красотой не разукрашен,
Но зато — комсомолист!

Вот однажды подошел я к Маше
Шагом твердым, как партийный человек:
— Правда, клуб прилично наш украшен,
Чувствуете вы индустриальный век?

Мне сказала Маша кротко:
— Краснота!.. и скучно без цветов!
Я ей вежливо, но четко:
— Здесь в грядущее постройка
Металлических мостов!

— Где же мост? —
Спросила Маша.
Тут я лозунг указал.
— То висит матерья ваша:
Мост чугунный где, вокзал!

Беспартийщина в натуре,
Но на то ведь мы вожди:
Парня, девку, дурня, дуру
С коммунизмом увяжи!

Босиком по мокрым листьям
Полудуркой осень шла.
В поле позднем,
В поле чистом
Ветер за руку вела.

По родным немым дорогам
Я невесело хожу:
Кроме Маши
Симпатичных много,
Только ими я не дорожу.

Тихий сон питает тело силой,
Эти силы мучают меня:
В первый раз душа моя любила,
Даже мать мне стала не родня…

Что же, Маша, долго медлишь?
Ведь нечаянно тебя люблю.
Если чувством мне ответишь,
Душу я твою не оскорблю…

Не мудра по книге Маша,
Не держала писчего пера —
Человек не этим важен,
Если он роднее, чем сестра.

Есть такие люди в мире —
Ошибаются вести по пальцам счет.
Но зато — в них сложенные крылья,
Разум их нечаянно течет.

— Слушай, Ваня, ты такой хороший
И не думай плохо про меня!
Ты пойми слова мои как можешь:
И любовь и правда ведь одна.

Эта осень, милый, на исходе,
Будет скоро зимняя пора.
Ты не станешь по своей охоте
Вековать с девицей вечера.

Я не очень личностью пригожа
(Ты напрасно это говоришь),
Не лицо — другое мне дороже,
Что без слова ты в себе хранишь.

Я люблю не прелесть человека,
А его сердечное добро:
Полюблю и горбуна-калеку —
Жить ведь с мужем, не с горбом.

Я не очень умная, Ванюша,
Место мысли сердцем занято,
Я конечно жизнь отдам за мужа
Человек я верный и простой…

Но в любви я буду лютый ветер,
Ревностью замучаю лихой —
Не умею скучно жить на свете,
Кровь во мне, а не песок сухой.

Но мы рано молодости влагу
Друг у друга пьем из уст,
Оттого сердечною отвагой
Человек так рано пуст…

Не люби меня напрасно, Ваня,
Ты потерян будешь для людей,
Уж тебя работа не потянет —
Трудно, Ваня, бабою владеть.

Я люблю сама тебя нечайно
И любви в себе не поборю,
Но со мной душа твоя устанет —
Я вперед про это говорю.

Ну, пускай с тобою мы поладим! —
Загрызут нас люди и нужда.
Нам с тобою и немного надо,
Но и это не дается никогда.

Знаешь, Ваня, бабы с мужиками
Как живут до гробовой доски?
Начали любовью — бьются кулаками:
Не минует баба мужниной руки.

Может быть, наверно очень скоро,
Ласковее люди будут на земле —
Вот тогда навеки и без спора
Мужиком и бабой станем на селе.

Прощай, сиротство, нищие поля
И ты в гробу, любимая сестра!
Передо мною — круглая земля,
Над головой — чудесная пора!

Прощай, село, отца родимый двор,
Влекущий гул заброшенных дорог!
Мне так легко, как будто с гор
Бегу на паре сильных ног.

Стоит земля, а я по ней спешу.
Я вижу — ветер треплет рожь,
Ища в ее волосьях вошь,—
И глаз с природы не свожу.