Вилис Лацис - Безкрылые птицы

Через некоторое время дверь пивной открывается и входит официант в сопровождении четырех женщин. Сердца пьяных моряков учащенно бьются. Стулья сдвигают, и женщины садятся к столикам.

Тогда Йенсен задает вопрос:

— А что вы закажете для своих дам?

Женщине ведь не предложишь кислого вина или пива! И Йенсен приносит вина лучшей марки. Все тонет в алкогольном тумане. Человек с плотницким карандашом продолжает записывать.

Через час Волдис подозвал Йенсена и попросил счет.

— Что так скоро? — не верил тот своим ушам.

— Мне нужно написать несколько писем, — солгал Волдис.

— Может быть, вам скучно без дам? — прошептал Йенсен, нагнувшись к нему. — Если хотите, я пришлю кого-нибудь к вам наверх…

— Можете не трудиться. Я же сказал, что мне надо писать письма.

Он расплатился, хотя в бутылках еще оставалось вино.

Латыши-бичкомеры, помогавшие им пить, обманутые в своих ожиданиях, кисло улыбались.

Весь вечер Волдис просидел в комнате один. Он думал о безрассудном поведении товарищей и впервые после отъезда из Риги почувствовал себя одиноким. Будущее не сулило никаких чудес. Только чувство собственного достоинства помогало ему переносить пустоту одиночества. Но стоило ли обладать чувством собственного достоинства? Для чего?

Внизу надрывалась гармоника. В приступе нервного отчаяния Волдис метался на кровати. Мир — это кабак или, скорее, увеселительное заведение. Неужели это единственный из всех доступных человеку миров?..

Утром Волдиса разбудил сильный стук в дверь. Сев на кровати, он увидел Ирбе, лежащего поперек своей постели: он уснул, не сняв залитой пивом и вином одежды, и тяжело дышал во сне. Казалось, не было силы, которая могла бы разбудить его.

Стук повторился. В ответ на приглашение Волдиса в комнату вошло четверо вчерашних земляков, они были сильно навеселе; двое принялись тормошить Ирбе.

— Эй, старина, что за сон! Вставай! Припомни, о чем вчера договаривались. Ведь уже поздно.

Ирбе что-то бормотал и вяло отмахивался, но бичкомеры продолжали трясти, щипать и щекотать его, так что он поднял наконец отекшие веки и, ослепленный ярким утренним солнцем, закрыл лицо руками.

Волдис молча оделся и, подойдя к окну, повернулся к ним спиной.

— Ну, что с тобой такое? — расталкивал Ирбе один из бичкомеров. — Надо опохмелиться. Собирайся, пойдем вниз.

— Ммм… — мычал Ирбе.

— Пойдем! Ты увидишь, что голове легче станет.

— Мне противно даже смотреть на бутылку, — простонал Ирбе.

Бичкомеры встретили эти слова грубым смехом.

Волдис быстро обернулся и увидел, как двое бродяг хитро перемигнулись. Он подошел к двери, распахнул ее и крикнул охрипшим от бешенства голосом:

— Вон отсюда, скоты! Да поживей!

— О-о, какой ты горячий! — бормотали застигнутые врасплох вымогатели.

Со сжатыми кулаками Волдис шагнул к ним, схватил стул и поднял его.

— Вон, попрошайки! Мало вы вчера выдоили? Хотите до последнего цента обобрать?

— Что ты!..

— Долго я буду ждать? Или вам помочь?!

Сердито ворча, с глухими угрозами, бродяги наконец выбрались из комнаты.

— Как бы тебе не пришлось пожалеть об этом! — бросил один из них, уходя.

Волдис ничего не ответил, с шумом захлопнул дверь и несколько минут сердито шагал по комнате. Наконец он остановился перед Ирбе, заложил руки назад и презрительно сплюнул.

— Кто не видел обезьяну, может здесь увидеть ее! — насмешливо сказал Волдис. — Дурак, настоящий дурак! Для этого ты ходишь в море?

Ирбе молчал. Он только гримасничал от страшной головной боли и тяжело дышал.

Волдис собрался как следует отчитать приятеля, но его намерениям не суждено было осуществиться: тихо постучав, в комнату вошел Йенсен. Поздоровавшись с Волдисом кивком головы, он подошел к Ирбе и присел на край кровати.

— Как ты себя сегодня чувствуешь? Головка болит, а? Ну, тут нет ничего удивительного! — он отечески положил руку на плечо Ирбе и, улыбаясь, повернулся к Волдису. — Ты ведь рано ушел и ничего не видел. Надо было остаться еще с часик… Ай-ай-ай! Что там делалось! Голова кругом! Да вот хоть бы этот, — он опять вернулся к Ирбе, — куролесил, как черт!.. Говорит: «Что, почему, разве я не могу? Йенсен — дюжину пива! Йенсен — три красного старого портера! Йенсен, нет ли у тебя чего получше?» Потом он открыл дверь и стал зазывать с улицы всех, кто только захочет, усаживал за стол, поил и никому не давал платить. «Сегодня плачу я! Сегодня я хозяин в этом кабаке». Я, правда, раза два подходил к нему, говорю: «Зачем с ума сходить? Пора прекратить, пусть чужие уходят, откуда пришли». — «Что? Это мне что еще за наставник выискался? Мои деньги — что хочу, то и делаю!» Ну, когда так, мне ничего не оставалось, как уйти и подавать, что заказывали.

Волдис холодно усмехнулся. Йенсен пытливо взглянул на него.

— Не веришь? Спроси кого хочешь, — поторопился он оправдаться, — такого бесовского шабаша давно не припомню.

Ирбе мрачно уставился в пол.

— Сколько же я должен? — с трудом произнес он.

— Ах, об этом не стоит больше говорить! — Йенсен махнул рукой. — Мы ведь еще вчера за все рассчитались.

— Я расплатился?

— Да, это в порядке. Как самочувствие? — спешил Йенсен повернуть разговор на другое.

— Идиотское…

— Ничего, я велю принести бутылку белого. Теперь пойду проведаю Нильсена. Он был не лучше тебя. Эх, ребята, ребята!

Отечески похлопав по спине Ирбе, Йенсен молниеносно исчез в дверях.

Ирбе стал шарить в карманах, вытащил кошелек и записную книжку, потом вывернул карманы наизнанку, осмотрел пиджак, пальто. После самых тщательных поисков набралось около двух шиллингов мелочи. Он недоумевающе взглянул на Волдиса.

— Все подчистую, верно? — спросил Волдис.

— Да… Но как же это могло получиться? Я совсем не так уж безумно пил. Не помню, чтобы я с улицы кого-нибудь приглашал. Йенсен сам привел какую-то девицу и усадил мне на колени… Много ли такая девица выпьет!

— И ты веришь его басням? — усмехнулся Волдис. — Эх, ты, головушка! Он сейчас это же рассказывает Нильсену, потом скажет Браттену, наконец — всем. Да, дружок, можешь сколько хочешь рвать теперь на себе волосы — денег тебе не видеть как своих ушей!

— Скотина проклятая! Я из него душу вытряхну.

— Может, ты это и сделаешь, но вряд ли получишь свои деньги.

— Сорок фунтов — это не шутка! Как я мог столько пропить? Шампанского у него нет.

Ирбе в отчаянии рвал на себе волосы и бил кулаками по голове. Наконец он повернул искаженное горем лицо к Волдису.

— А ты, почему ты, черт тебя дери, допустил это?! Неужели не мог увести меня? Хотя бы насильно… Почему не удержал меня?

— Тебе вчера сам черт не брат был, и близко не подступишься.