Вилис Лацис - Безкрылые птицы

Впереди Волдиса шла женщина — серый поношенный халат, белые больничные чулки, левая рука висела на перевязи. Она дошла до того места, дальше которого не разрешалось ходить больным, и повернула обратно. Волдис хотел пройти мимо и посторонился, боясь задеть больную руку женщины.

Женщина остановилась и посмотрела на Волдиса. Он взглянул на нее и покраснел — то ли от смущения, то ли от радости.

— Лаума! Ты! — горячо воскликнул он. — Сколько времени мы не виделись!

— Я уж думала, ты не захочешь меня узнать, — улыбнулась Лаума.

— А ведь я решил, что ты уехала из Риги. Ты давно в больнице?

— Недели три. А ты давно в Риге?

— Недели две. Что с тобой?

— Эх, не хочется и говорить о таких вещах. Скучная история.

— Тебе поранило руку?

— Немного. На работе занозила локоть. Стало нарывать, наверное началось заражение крови. Рука распухла, побагровела. Больше недели я ходила в амбулаторию, потом вдруг под мышкой воспалилась железа, сильно распухла. Дергало так, что ночью не могла спать… Но к чему я тебе рассказываю о таких мелочах. Не сердись за мою глупую болтовню.

— Лаума, будь такой же, как прежде. Мы относились друг к другу гораздо проще.

Девушка опустила глаза.

— Рассказывай дальше. Тебе сделали операцию?

— Да, разрезали нарыв. Теперь скоро поправлюсь. Еще одна перевязка и можно будет выписываться. Только… Боюсь, как бы не остаться с негнущейся рукой. Я слышала разговор заведующего бараком с ассистентом. Возможно, какой-то там нерв перестанет действовать. Я не могу выпрямить руку. Сейчас делают массаж и электризацию, но что из этого выйдет — увидим!

Некоторое время они стояли молча. Мимо них деловито сновали санитары и сестры. Поблизости бродили скучающие больные; некоторые с любопытством поглядывали на них.

— Жалко тебя… — сказал еле слышно Волдис, глядя в сторону.

Лаума хотела улыбнуться, но Волдис был так грустен, что ее напускная беспечность исчезла.

— Жалко тебя… — повторил он и на прощанье пожал ей пальцы, на которых шелушилась темная, загрубевшая кожа.

Лаума ничего не ответила. Словно застеснявшись, она спрятала руку под полу халата.

***

— Вас ждет какая-то барышня! — сказала Андерсониете Волдису, встретив его во дворе.

«Конечно, Милия…» — подумал Волдис, подымаясь по лестнице и пытаясь вспомнить, в каком виде он оставил комнату.

Милия сидела, будто позируя фотографу, уставившись на свою сумочку. Когда вошел Волдис, она поднялась навстречу ему, серьезная, почти печальная. Сейчас ей была бы к лицу траурная вуаль. Она бесстрастно протянула Волдису свою теплую руку.

— Вы меня простите за беспокойство, — заговорила она, заметно подчеркивай слово «вы».

— Пока я не испытываю никакого беспокойства, — ответил он и сел напротив Милии. — Чем могу быть полезен?

Милия бросила сбоку быстрый взгляд на Волдиса. Он видел, что ей нелегко начать.

— Да, я хотела попросить о небольшом одолжении… Не думаю, чтобы это вас очень затруднило.

Волдис молча снял пылинку с рукава пиджака.

— Видите, Волдис… я теперь невеста… — проговорила она, наконец.

— Поздравляю… — На другом рукаве, он тоже обнаружил пылинку.

— Вы понимаете мое положение. Мне до некоторой степени неудобно…

Весь костюм Волдиса оказался покрытым пылинками. Занявшись их обиранием, Волдис не находил времени, чтобы ответить. Наконец, когда Милия смущенно замолчала и выжидательно посмотрела на него, он поднял голову.

— Неудобно, вы говорите? В каком смысле?..

— Карл…

— Да, Карл в больнице — ждет, когда срастутся кости.

— Видите, я не хотела бы этого делать тайком…

— Как тайком?

— Но вы же знаете, что мы с Карлом… встречались.

— Да… Я тоже встречался с вами, вы ведь помните?

— Нет, это не то, — она покраснела и отвернулась. — С Карлом было иначе…

— Допустим, что я это знаю, все знаю…

— Тогда хорошо. Вы сами теперь понимаете, что я не могу поступить иначе…

— Вы выходите замуж?

— Да, за господина Пурвмикеля.

«Странно, — думал Волдис. — Своего жениха она зовет господином».

— Ну конечно, — он обернулся к Милии, — вы совершенно свободны.

— Я знаю. Но я боюсь, что Карл… человек больной… нервный… Все может случиться.

— Будьте спокойны! — Волдис встал и начал ходить по комнате.

— Вы думаете, Карл перенесет это? — голос Милии задрожал, но не от волнения — от нетерпения.

— Я его подготовлю…

— Вот об этом я и хотела вас просить.

— Видите, мы одинаково думали. Надеюсь, что и в остальном договоримся.

— То есть?

— Я говорю о том, как его подготовить.

— Ну, понятно, вы ему все осторожно расскажете…

— Безусловно все! — сказал Волдис и остановился. — И по возможности бес-по-щад-но!

— Я не совсем вас понимаю. Мне кажется, больного человека нельзя так…

— Потерпите, мадемуазель Милия, я вам расскажу свой план. Видите ли, к тому, о чем вы хотите сообщить с моей помощью Карлу, его совсем не надо готовить. Он все понял еще в тот вечер, когда вы уходили в театр.

— Ах, как я сержусь на маму за эту глупую ложь!

— Ее ложь открыла то, что вы хотели скрыть. Карл еще в тот вечер знал, что если вы и не стали еще, то скоро станете невестой.

— Волдис, вы смеетесь надо мной. Почему вы делаете ударение на слове «невеста»?

— Это вы сами очень хорошо знаете. Вернемся к делу. Значит, Карл знает. А чтобы у него не возникло нежелательного намерения что-нибудь предпринять, нарушить естественный ход событий, я его под-го-тов-лю. Знаете, как? Слушайте. Если он и попытается что-нибудь сделать, чтобы расстроить ваше будущее счастье (возможно и это), то только потому, что он вас любит и вы ему нужны. Чтобы предотвратить возможные эксцессы (господин Пурвмикель, надо полагать, очень щепетильный человек: поэты-эстеты не выносят грязи), нам надо сделать так, чтобы Карл разлюбил вас, чтобы вы в его глазах перестали быть тем идеальным, чистым существом, каким он вас считает, И поэтому я расскажу ему все!

— Боже мой!

— Я не пожалею себя. Покажу, каким хорошим другом я для него был, нарисую незабываемые часы, проведенные вами у меня, в этой комнате! Этому он поверит. Это будет холодным душем для его пылких мечтаний. Из-за таких женщин мужчины не стреляются. Кто так поступает — тот не мужчина. Вы, конечно, согласитесь, что иначе нельзя. Он должен вас очень презирать, чтобы счесть ниже своего достоинства причинить вред такой особе. Вы, конечно, читали «Даму с камелиями»? Видите, и здесь есть что-то от Маргариты Готье, с той лишь разницей, что вся эта комбинация принесет вам пользу, чего нельзя сказать про даму с камелиями. Один вас возненавидит, чтобы другой мог полюбить.

Милия встала. Она сверкающими глазами смотрела на Волдиса, ногти впились в ладони, она дергала ремешок сумочки и тяжело дышала.