Вилис Лацис - Безкрылые птицы

Их окружили и засыпали вопросами:

— Как сейчас с въездом в Соединенные Штаты? Не высылают? Можно получить работу на берегу?

Они рассказывали подробно, но бестолково, и часто то, что один из них утверждал, опровергал другой, поэтому выведать что-нибудь у них было невозможно. Достоверным казалось лишь одно: Америка — страна золота, там чуть ли не у всех автомобили, там чуть ли не каждый хранит деньги в банке.

Они добрались до Америки через Архангельск во время войны, удирая от военной службы. Кое-что слышали о переменах в России и Латвии, но это их мало интересовало.

Уходя, «американцы» обещали в Манчестере еще зайти на «Эрику». Они почти забыли латышский язык, хотя не слышали его только шесть лет.

В сумерки Волдис и Зван сошли на берег; они направились по асфальтированной дороге. Кругом виднелись пустые поля и маленькие красные кирпичные домики. В одном месте странствующий птицевод раскинул свою складную палатку, рядом с которой в гигантской клетке разгуливали куры. По соседству стоял большой фургон, готовый каждую минуту забрать все это имущество и двинуться дальше.

Пройдя еще немного, они достигли маленького поселка. В нем было не больше десяти домов, вероятно, жилища рабочих ближайшей фабрики. Асфальтированная дорога делила его пополам, образуя улицу. У дороги стояло несколько шкафчиков-автоматов, где за несколько пенсов можно было приобрести шоколад и сигареты.

Пришельцев окружила толпа грязных ребятишек, которые, увидев, что имеют дело с иностранцами, начали приставать к ним:

— Дяденька, дай пенни! Дяденька, дай сигарету, дай шоколаду!

Они бежали вперед, окружали моряков, хватали их за полы и провожали далеко за поселок, не переставая клянчить. Это были крошечные бледные существа, о которых родителям некогда было заботиться. Маленькие мальчуганы, которым было не больше восьми лет, жадно хватали каждый брошенный на землю окурок.

Позже Волдису часто приходилось видеть, что дети просят милостыню. Не только в городских предместьях и портовых районах, но и в центре города, у дверей магазинов и кино они протягивали свои грязные ручонки и, остерегаясь стоявших вдали полисменов, жалобно, застенчиво повторяли:

— Дяденька, пожалуйста! Пожалуйста!

Зван дал одному из мальчуганов рижскую папиросу.

Продолжительная стоянка в канале начала всем надоедать.

— Прийти бы наконец на место, выдали бы по фунту и можно бы выпить каплю-другую! — сетовали моряки.

Пароход простоял в канале еще два дня: из Манчестера пришло сообщение, что в порту нет свободных мест, нельзя пристать к берегу и произвести разгрузку.

Ежедневно вверх и вниз но каналу проходили суда. Громадные, широкие, однообразные ливерпульские пароходы с красными трубами, названия которых всегда оканчивались на «ан» — например, «Ниниан», «Нубиан», «Левиафан», — проплывали мимо, почти касаясь корпуса «Эрики». Были там суда компании «Манчестер гардиан», курсирующие в Канаду, с полосатыми трубами, все с военными названиями: «Манчестер Бригейд», «Манчестер Дивижн», «Манчестер Реджимент» [46] «Манчестерская бригада», «Манчестерская дивизия», «Манчестерский полк». ; маленькие белфастские суда для перевозки скота с несколькими межпалубными помещениями, где блеяли овцы; моторные парусные суда, поддерживающие торговую связь с островами; крайне запущенные «недельники», курсирующие через Ламанш и обратно, и много других.

В один из солнечных дней «Эрика», наконец, двинулась вперед. Два больших буксира, снабженных кранцами, подошли к обоим концам парохода. Один его тянул, другой подталкивал носом, ловко разворачивая тяжелую посудину на самых крутых изгибах канала.

Мимо проплывали зеленые равнины, дымные каменноугольные шахты, фабрики и поселки. В некоторых местах нужно было проходить под висячими мостами, подымающимися над каналом так высоко, что пароход со всеми мачтами, опустив предварительно стеньгу, мог пройти под ними.

Несколько раз пароход впускали в шлюзы, которые быстро наполнялись водой. Как только вода достигала известного уровня; ворота шлюзов автоматически открывались и пароход мог идти дальше.

Местами берега канала подымались высоко, выше верхушек мачт, и пароход шел, как по глубокому ущелью. На прибрежных холмах паслись овцы, поглядывая глупыми глазами на заморских гостей.

В других местах канал тянулся, как нескончаемая улица. Рядом с ним шла асфальтированная дорога, и километр за километром по берегу тянулись красные кирпичные здания. Все они были небольшие, двухэтажные. Возле каждого дома несколько цветочных клумб, железная ограда, маленький балкончик на втором этаже. Здания были похожи друг на друга, как две капли воды: каждый кирпич уложен по шаблону, все до последнего украшения и штукатурной отделки напоминало соседний дом.

Индивидуальный вкус не проявлялся ни в чем. Это было типично по-английски, так же как типично английскими были все эти встречающиеся на каждом шагу угрюмо-серьезные лица, форменная одежда и блестящие пуговицы с изображением британского льва.

Волдиса это однообразие утомляло, так же как и скучная равнина и дымящие по обе стороны канала фабричные трубы.

В манчестерские доки прибыли уже к вечеру. Так как таможенные формальности были выполнены еще в Ливерпуле, люди могли сейчас же сойти на берег.

— Топорик [47] Топорик — На судах, латвийского торгового флота корабельному плотнику иногда давали, кличку «Топор». , у тебя должны быть деньги! — приставал Блав к артельщику. — Если ты в бога веруешь, дай один фунт и спаси нас от жажды.

— Ей-богу, нет ни пенни! — божился плотник. — Старик в Ливерпуле дал на продукты только на два дня.

— Ну не будь же таким бессердечным, выручи своих старых друзей!

Плотник пробовал как-нибудь отвертеться, но, увидев, что это не удастся, плюнул, смачно выругался и сдался на просьбы Блава.

— Пойдем вместе на берег. Самому тоже не мешает выпить…

У них сразу оказалось много попутчиков, так как все поняли, что у плотника есть деньжонки. К Блаву присоединились Зоммер, Андерсон и Зейферт, и полчаса спустя после прибытия парохода они веселой гурьбой пошли в город.

Сразу же после их ухода в кубрик кочегаров вошел радист Алкснис. Это был странный человек. Радиста причисляют к судовому начальству, оплачивают, как третьего штурмана; у него отдельная каюта, обедает он в кают-компании. Следовательно, он стоит как бы выше обслуживающей команды и ему не полагается дружить с матросами и кочегарами.

Алкснис, вероятно, представлял исключение из этого правила. Замкнутый и неразговорчивый среди пароходного начальства, он не общался с механиками и штурманами, никогда не садился вместе с. ними за стол, — свой досуг он проводил в кубрике кочегаров, с ними ходил на берег, в кино, в кабаки.