Вилис Лацис - Безкрылые птицы
- Название:Безкрылые птицы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Латвийское государственное издательство
- Год:1954
- Город:Рига
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Вилис Лацис - Безкрылые птицы краткое содержание
Одна из главных характерных черт мастерства Вилиса Лациса, проявившаяся в "Бескрылых птицах", — умение через судьбы своих героев вскрыть существеннейшие социальные противоречия изображаемой эпохи, те противоречия, которые определяют направление развития общественной жизни. В трилогии это в первую очередь противоречия между трудом и капиталом.
На переднем плане трилогии — образы молодых людей из рабочей среды. Это Волдис Витол, Карл Лиепзар и Лаума Гулбис, стоящие лицом к лицу с действительностью своего времени. Но, столкнувшись с трудностями жизни, каждый из них идет своим индивидуальным путем.
Безкрылые птицы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Ты счастливейший человек в мире!
— В каком смысле?
— Я завидую твоей независимости. Ты один на свете, никому не должен давать отчета в своих действиях, некому влиять на тебя или навязывать свою волю.
— Может быть. Но некому и поддержать меня на первых порах. Ты можешь себе представить, Аболтынь, как мало радости у человека, которого никто не ждет, которому негде приютиться? Ты повсюду чувствуешь себя лишним и во сто раз более ограниченным в действиях, несмотря на всю свою независимость, чем человек, которого ждет семья, друзья, девушка…
— Почему ты выбрал именно Ригу? С таким же успехом ты мог поехать в деревню, в какой-нибудь рыбацкий поселок или остаться в Латгалии.
— Провинция пусть остается для тех, кто не хочет ничего достичь, кто довольствуется тем, что у него есть. Мне этого недостаточно. Ты думаешь, я уезжаю, чтобы обосноваться на каком-нибудь хуторе, копать картошку, возить хворост и заигрывать с дебелыми девицами, налившимися на сытых хлебах? Я хочу большего. А если хочешь завоевать право на жизнь, то лучше всего начать с того места, где сходятся жизненные нервы всей страны. В Риге много возможностей. Там я смогу учиться, работать и выбиться в люди.
— Все мы хотим выбиться в люди, но не всем это удается, — скептически заметил Аболтынь.
— Почему бы мне не стать одним из счастливцев?
— Возможно, Витол, тебе повезет. Ты не неженка. Но иногда обстоятельства побеждают самую сильную волю,
— Я здоров, работы не боюсь. Кое-чему учился.
— У тебя есть специальность?
— Нет, специальности у меня нет.
— Это плохо. У специалиста по крайней мере есть надежда устроиться.
— Я счастливее людей со специальностью. Я не должен замыкаться в какой-то узкой отрасли, могу взяться за любое дело. Человек, у которого есть желание работать, не пропадет.
— Не совсем так. Не думай, что ты единственный, кто «согласен на любую работу», как мы ежедневно читаем в «Яунакас зиняс» [4] «Яунакас зиняс» («Последние новости») — буржуазная газета; выходила в Риге с 1911 по 1940 год.
. Рига полна такими неудачниками. Ведь человек, соглашающийся идти на любую работу, не имеет выбора. Он — добровольный раб, отдающий свою мускульную силу и мозг в любую кабалу, не считаясь со стремлениями и способностями. У тебя будет много соперников с лучшими данными и большим жизненным опытом.
— Я хочу рискнуть.
— Что же, попробуй, Витол. Может, тебе удастся…
Волдис устроился поудобнее, придвинул свой коричневый сундучок ближе к двери, уселся на него и задумался. Сомнения Аболтыня его не смутили. Ведь Аболтынь ничего не знал о смелых мечтах, которые он лелеял в своей голове. Много пришлось пережить Волдису за свою двадцатитрехлетнюю жизнь. Не все в ней было безоблачно. Он научился сам заботиться о себе, ему были знакомы и голод и обман, но это не смогло истребить в нем веру в лучшее будущее, в свои силы. И сейчас, свежей майской ночью, в вагоне, где по темным углам что-то бормотали и стонали во сне люди, он, глядя сквозь мелькающий мимо поезда сосновый бор на огни одиноких домиков, ощутил себя частью человечества. Он был одним из двух миллиардов разумных существ, населяющих планету. Перед ним были открыты все пути, казалось достижимым все то, чего уже достигли другие, самые преуспевающие. Почему бы ему не завоевать мир? Почему он не может стать знаменитее Эдисона, мудрее Толстого, богаче всех фордов и морганов вместе взятых? Почему он не может быть выше всех существовавших до сих пор благодетелей человечества? Как бы там ни было, он будет великим человеком потому, что хочет этого. Нет такой силы и таких препятствий, которые он не преодолеет.
Волдис Витол верил в себя. Пусть темны осенние ночи, пусть холодна и жестока зима — за ними придет весна, солнце и рассвет. Как прекрасна жизнь! Как чудесно дышать этим воздухом, сжав в комок жаждущие работы железные мускулы!
Где-то за лесами и полями дымила большая многообещающая Рига. Звенели трамваи, гудели автомобили, шумели машины. Туда, извиваясь, как змеи, устремлялись рельсы, неся в большой город сотни дешевых рабов.
Когда поезд подъезжал к Риге, в вагонах было уже заметно просторнее. По крайней мере половина пассажиров сошла на станциях Латгалии и побережья Даугавы. Остались только рижане или те, кто ехал дальше — в Елгаву и Лиепаю.
Волдис Витол не спал, и в голове у него слегка шумело. Он безучастно смотрел на мелькавшие мимо телеграфные столбы, стрелки и перекрещивавшиеся рельсы. Вот она — Рига, один из наиболее современных городов Европы, гордость родины Волдиса Витола! Здесь он хотел строить свою жизнь.
Утомленный бессонной ночью, Волдис не вслушивался в разговоры соседей. До него доносились смех, отдельные слова, выкрики, но он не понимал их смысла, не вникал в причину смеха, споров. Только когда один из его товарищей, в восторге от предстоящего свидания со своей милой, решил, что ему больше незачем носить казенную фуражку, и ловко швырнул ее в физиономию стоявшего у переезда полицейского, Волдис улыбнулся. Но сразу же опять стал серьезным: правда, очень смешно выглядело удивленное лицо оскорбленного блюстителя порядка, его сердито дергавшиеся черные усы и угрожающе поднятый кулак, однако разум протестовал против такой наивной демонстрации ненависти к властям. Конечно, если человек пятнадцать месяцев дрожал перед каждым капралишкой, то можно понять глубокое чувство ненависти ко всяким властям, но если эта ненависть ограничивается швырянием фуражки в лицо какому-то человечку, то можно считать, что существующая власть отделалась слишком дешево.
За желтым железнодорожным забором возвышались здания. Белые, серые, коричневые; двухэтажные, трехэтажные, четырех- и пятиэтажные дома. Пятиэтажных было больше. Над пятиэтажным городом висело облако дыма. Тысячи маленьких невидимых труб извергали белые, серые и черные столбики дыма, сливавшиеся в громадное свинцовое облако. Солнце только что поднялось над крышами домов и пыталось пронзить необъятную серую мглу своими золотистыми лучами. Дымка заалела и казалась пышно распустившимся цветком, источавшим горький, ядовитый аромат.
Поднятая «рука» семафора. Продолжительный паровозный гудок. Скрип тормозов.
— Рига! Выходите! — человек, идущий вдоль состава, кричал так резко и настойчиво, что Волдис невольно вздрогнул и схватил свой сундучок.
— Давай выходить! — предложил Аболтыиь.
— Да, приехали, — ответил Волдис. Он вскинул коричневый сундучок на плечо и вышел на перрон. Мимо него несся поток занятых, торопящихся угрюмых и улыбающихся людей. Бледные, рыхлые мамаши целовали приехавших или уезжающих прилизанных молодых людей. Прогуливались надменные деревенские айзсарги [5] Айзсарги — в буржуазной Латвии члены военизированной организации, находившейся под влиянием кулацкого «Крестьянского союза». Формирования айзсаргов, типа гитлеровских штурмовиков, являлись опорой фашистской диктатуры Ульманиса. В годы Великой Отечественной войны бывшие айзсарги на временно оккупированной территории Латвии тесно сотрудничали с гитлеровскими захватчиками.
в форменной и полуформенной одежде, в начищенных до блеска сапогах; краснощекие люди в домотканой одежде спешили к выходу с маленькими чемоданчиками в руках; восторженные, нетерпеливые городские тетушки целовались с долгожданными деревенскими племянницами, приехавшими за обновками. Люди толкались и просили извинения, и каждый считал себя центром этого потока, единственным достойным внимания явлением в суете вокзала.
Интервал:
Закладка: