Константин Ваншенкин - Большие пожары

— Корреспондент? — крикнул он.— Какой газеты? — И удивился.— О! Солидный орган.

Малахов засмеялся.

— Успеем? — он посмотрел на часы.

— Конечно,— кивнул Тележко,— куда теперь денемся? В Ковалеве они сами сидеть не хотят.

Этот летний тихий вечер, эта безмятежность природы поражали Малахова. Он все смотрел в окошечко, и ребята-практиканты смотрели, не отрываясь.

— Пожары ищете? — прокричал Тележко.— Отсюда не видно.

Внизу тускло, по-вечернему заблестела река, показались домики. «Антон» стал неприятно проваливаться вниз, разворачиваться, мелькнули цистерны для горючего — емкости, столб ветроуказателя, и вот уже, легко стукнувшись о землю, они покатились по выжженной аэродромной траве.

— Обождите, ступеньку навешу, — сказал второй пилот Глеб Карпенко.

— Так сойдем.

— Нет, порядок.

— Хорошо долетели,— небрежно заметил кудрявый.

— Как на вертолете,— подтвердил Тележко.

К самолету подходил молодой человек в распахнутом кителе и форменной фуражке, из-под которой выбивались светлые-светлые волосы.

— Бавин,— представился он.

— Здорово, Иваныч,— приветствовал его Тележко,— а ребята в тайге?

— Ребята в Усть-Чульме, вышли сегодня. Завтра Алферов за ними слетает.

Малахов проснулся рано, в беленьком доме, который назывался гостиницей леспромхоза. Койка Тележко была пуста, практиканты еще спали, укрывшись с головами. Малахов умылся в коридоре, стараясь не стучать рукомойником, потом коротко записал впечатления вчерашнего дня. За окном было раннее летнее утро, такое же чистое и ясное, как вчерашний вечер. На подоконнике лежала роса. Где-то включили движок, будто захлопала крыльями огромная птица.

За стеной помещалась «пилотская», где постоянно ночевали и отдыхали летчики, и сейчас два летчика прошли под окнами, но не Алферов и Карпенко, а с другой машины, которая полетят дальше, вниз по великой реке. С ней улетят двое из ребят-практикантов, а двое останутся здесь. Летчик постучал в окно:

— Подъем! Через сорок минут вылетаем.

Через час они улетели, а Малахов и оставшиеся — кудрявый и высокий «женатик» — пошли по длинной пыльной улице под уже палящим солнцем в поисках столовой или чайной.

Но чайные почему-то были закрыты. Потом, в одном магазине, Малахов выпил банку молока и съел булку, а практиканты выпили по две банки и еще по два сырых яйца.

— А чего это у вас водки нигде не видно? — спросил кудрявый у продавщицы.

— В уборочную не торгуем.

— Ах, уборочная. Неплохо мы устроились.

Где-то далеко, в прозрачном голубом воздухе затрещал самолетик. Может быть, это Алферов полетел за парашютистами.

— Я пошел,— оказал Малахов студентам,— вы тут еще два месяца будете, а мне время дорого.

— Мы тоже идем.

По дороге Малахов дал телеграмму домой, сообщил свой адрес — он всегда так делал при малейшей возможности.

Они сидели в маленьком домике на краю аэродрома, в бавинской резиденции. Здесь был и его стол с телефоном, и парашютный оклад, и сейф с деньгами и документами. На бревенчатой стенке висели плакаты — пособия для подготовки парашютиста. Тележко сидел на длинной лавке и смотрел в окно на покоробленные дождями парашютные качели, на крутой выжженный склон с карабкающимися по нему козами, на бледное, без единого облачка, небо. В тени, отброшенной домом, инструктор просушивал на полевом авиазентовом столе перкалевые купола грузовых парашютов.

— Здравствуйте,— оказал Тележко,— а я в больнице был, тут наш шоферюга лежит, ему аппендицит вырезали. Сперва пускать не хотели. Хорошая больница, новая. А Бавин в райисполкоме. Скоро обещался быть...

Практиканты сняли рубашки, сели на крыльце загорать. В коридорчике навалом лежали толстые пачки цветных листовок. Малахов взял одну:

«Охрана лесов от пожаров и борьба с лесными пожарами является обязанностью каждого гражданина. Будьте участниками в сбережении лесов нашей Родины».

На листовке был нарисован незатушенный зловеще-красный костер. Рядом бутылка из-под вина и консервная жестянка.

Ниже был напечатан табель-календарь на прошлый год.

— Хорошие листовки, правда? — спросил Тележко.

— Хорошие, но как будто не по назначению. Больше как будто подходит для Подмосковья.

— Правильно вы подметили, товарищ корреспондент,— обрадовался Тележко,— потому и лежат без движения. Куда их бросать, для зверей? Или на растопку? Здесь ведь у нас какие места? Глушь. Вот Бавин сидит на райисполкоме, как все равно этот... Там решают, кто должен людей выделять в деревне пожар тушить, сколько и как. Понятно? А связь с ними какая? Самолет прилетит раз в неделю, почту сбросит. Какая у них почта, кто им будет писать? Вашу газету они, извините, не выписывают. Вот им Бавин сбросит вымпел: решение идти туда-то на пожар, тушить, а они никакого внимания. Сознательность знаете какая? Подумаешь, пусть горит, тайга, однако, большая, нам хватит». Еще есть связь — рация. А они ее отключают, вроде сломалась. А чего им слушать? Как там де Голль? Летит тогда вертолет, они увидят, попрячутся.

— Ну, вы что-то слишком уж мрачную нарисовали картину,— оказал Малахов.

— Конечно, немного утрирую в некотором роде,— ответил Тележко и сам засмеялся.— Глушь, а жизнь идет. Вот наш начальник, Гущин, тоже из таких мест, а ничего, сознательный.

У крыльца стоял здешний шофер, молоденький парнишка.

— Эй, пилот,— оказал ему Тележко,— ну, давай, перелей мой девяносто пятый в емкость.

Тот заулыбался, смущенный.

— Ну, чего, давай.

— Не могу. Пускай летнаб прикажет.

Все замолчали и сидели, задумавшись. Инструктор лениво ворошил перкаль куполов.

Растворенный в слабой небесной голубизне, послышался далекий звук самолетного мотора, он приближался, временами как бы пропадая, а потом показался «Антон».

— Наши, однако, летят,— сказал Тележко, вставая.

— Чего ж они мимо?

— Не мимо.

«Антон» прошел стороной, как будто летел совсем в другие края и дела ему не было до этого аэродрома, и вдруг развернулся и плавно, как с горки, пошел на снижение.

Они шли от самолета рядом, плечо к плечу, не просто сослуживцы, не просто дружки, их объединяло нечто боль шее, как тот экипаж во Внукове.

— Здравствуйте, бесстрашные орлы! — приветствовал их Тележко.

— Привет! — они нисколько не удивились, встретив его здесь.

— Серега, познакомься, это корреспондент из Москвы.

— Лабутин.

Он был в синей сатиновой рубашке с закатанными рукавами и в спортивных брюках. На груди, справа, парашютный инструкторский значок без обычной подвески: все равно количество прыжков увеличивается с каждым днем.

— Бавин где?

— В райисполкоме.

Лабутин назвонил в райисполком и вызвал летнаба.

— Иваныч? Привет, Лабутин. Прибыли. Ну, ждем. Понял.— И повернулся к своим: — Скоро приедет.