Анатолий Ткаченко - В поисках синекуры

После еды, таблеток тело будто оглохло, лежало тяжелой бесформенной сырой глыбой, словно бы тоненькой ниточкой соединенное с головой, и потому сознание почти прояснилось... да, почти, ибо все-таки было горячим и поспешным. Но можно было говорить. Хотелось говорить, чтобы задержать няню, старую женщину, добрую.. А кто приходил тогда: сестра, няня?.. Они похожи, у них разнятся лишь голоса. А может, в голове у него все распадается, уши иначе слышат, глаза обманчиво видят?.. Вот опять застелило сумеречью... Надо меньше думать. Надо просто говорить. Он уже рассказал ей, женщине, той или этой, как познакомился с Доком Малюгиным... теперь про его квартиру, тот первый вечер.

— Слушайте дальше... — говорит Дока, ловит руку женщины, обжигаясь ее ледяной холодностью, крепко стискивает. — Слушайте и не уходите, прошу вас...

— Посижу маленько, ладно. Токи ты тихонько, кабы нас не заругали.

Ну вот, пришли, Витька и я. Квартирка у доктора Малюгина однокомнатная, точно, но старой постройки, такая двухкомнатной теперешней просторнее: потолок как в церкви, в прихожей автомобиль ставь, в кухне футбол гоняй. Мебелишка древняя, от отца еще, сказал Док, и ценная, видать. Зато уж книг научных и художественных — все стены пестрят, ребят; много фантастики. И современные вещички имелись: радиосистема «Грундиг», магнитофон «Соня» и совсем шик — аксессуарный бар «Король Артур». Дом, само собой, в особом районе, за окнами тишина, сосны задумчивые... Кладем ему штуцеры, от платы, естественно, отказываемся: свой человек, институтский, к тому же очень интересующий нас.

Проходите, говорит, ребята, устраивайтесь у моего круглого стола, закусим немного, поговорим. Какой вам диск поставить? Ага, «Блонди», пожалуйста. Квартира наполнилась сильной ритмомузыкой. Он вынул из серванта фужеры, налил в них джина, разбавил манговым соком, дал пластиковые соломинки. «Освежимся, мастера! Штуцеры вы сработали прелестные, подумал даже: когда-то в мастера мог выйти только пожилой человек, многоопытный, теперь время сжалось, жизнь удлинилась за счет повышения всеобщей интеллектуальности, знаний, информации. И развитости физической. Да, да, смотрите, какие вы крепенькие и спортивные!»

От нежного коктейля мы все-таки хмелели. И чудилось, музыкой звучали уже стены, мебель, посуда на кухне... Витька Бакин, занемевший сначала в уюте, шике и блеске, не вынес своего личного безгласия, спросил, солидно покашляв (хмелек прибавлял весу), зачем доктору Малюгину эти примитивные штуцеры. «Отгадайте, — ответил Док, — пошевелите извилинами, а я пока закусить придумаю».

Не отгадали, плохо уже гадалось: на столе была копченая колбаса, салат из морской капусты, отварная картошка и грибы... белые, маслята, рыжики... в отдельных банках, чистенькие, как пельмени отштампованные... И хлеб — ржаной, бородинский, из столицы. Док усмехнулся нашему забалдению, сказал: «Я хозяйственный, от меня холостяцкой псиной не пахнет, кое-что умею, и на даче сам работаю, солю, мариную... да, да, и землю лопатой копаю. Пожмите мне руку. Так, крепче, не стесняйся, Дементий Савушкин!.. Вот, сдался... Давай ты, Виталий Бакин, ну, ну!.. тоже ничего, да смялась и твоя ладошка... А я, братики, полста отпраздновал в мае. Вот и смекайте, что нам дает активное общение с природой, если не забывать: она, она, а не мама родная породила нас!.. Ну, водочки под дары лесов и лучших магазинов!»

Вкусная еда, водочка «пшеничная», диско-музыка, комфорт с манговым соком и баром «Король Артур», наполненным дефицитными напитками, очень возвышенно нас настроили, так бывает лишь в загранкино, мы будто бы попали в артисты, покуривали ментоловые сигаретки, подвывали бешеной музыке, нога на ногу — ну, ну, где юпитеры, кинокамеры? — лучший момент, редкостный кадр!.. И Витька кинул рабочую руку на докторское плечо, качнул его седоватую, прочно сработанную природой голову, спросил: «А насчет девочек, Док? Могу организовать... не балерины, само собой, но стандарт выше среднего, а? Кивни своей научной башкенцией и... разделим обильный стол с прекрасным полом... Стыдно же так скупердяйничать...» И расхохотался: стол с полом!

Врал Витька Бакин. Он слабый на выпивку, после второй, третьей — врать начинает. Складно врет, верит в свое вранье, иной раз разрыдаться может, доказывая, что говорит истинную правду. Я тянул его за пиджак, пинал ногой, но Витька уже художественно описывал девочек, и в одной из троих (Витька, понятно, хотел для всех «организовать») я узнал свою Анфиску... а она в деревне, а Витька ее всего-то раз видел, когда ездили в гости к моим родичам. Мне сделалось плохо, мне тошно стало... Гремели хриплым голосом певца стены, книги, хрусталь в серванте... И грибов я таких никогда не видел, и морская капуста пахнет больничным йодом, и водки столько никогда не пил, и манговый сок отдает лосьоном, и вранья никогда я такого не слышал, даже от Витьки. Стыдно перед вежливым, ученым человеком... Я встал, чтобы врезать Витьке Бакину, своему верному единственному другу, поправить ему свихнувшийся пустой бак. Такой момент наступил. Я задохнулся: какие мы все-таки подлые!

Но мощно расхохотался Док: «Не уметь пить в молодости, говорит, не беда, не научишься к старости — биографию испортишь. Не надо, Бакин, девочек, мужская компания во все века ценилась выше, конечно, истинными мужчинами, и добрую выпивку незачем портить сексом... Или то, или другое. Под водку любят уголовники и современные образованные мещане... Понимаю, о чем думаете: мол, красиво глаголет, а у самого балерина в любовницах... Во-первых, балерина моя родная племянница, во-вторых, в столицу езжу к дочери и внуку... Жена погибла, когда еще работали с нею в Сибири, вертолет разбился. О балерине пошутил — и прилипла ко мне балерина. Пусть, думаю. Красиво: седой, одинокий, значительный — и молоденькая, изящная глупышка... Людям это надо. Дающий пищу для разговора загадочен, интересен и... да, по-особенному уважаем. Как, уразумели что-нибудь, братики дорогие?»

Мы уразумели, вернее, совсем забалдели. Нам — и такие душевные откровения? За штуцеры? Или мы все-таки ничего ребята, стоим чего-то?.. «До-ок, — сказал нежно и заикаясь Витька, — напьемся, милый До-ок, а? Окажи высшее внимание работягам!» Малюгин только усмехнулся: «Сегодня пятница — кому как угодно... но у меня так: повального алкогольного греха не терплю, каждый пьет по потребности, не насилуя других, домой добирается на собственном транспорте, желательно в вертикальном положении».

И мы с Витькой Бакиным «напшеничились», одолев красивую бутыль емкостью 0,75 литра. Задобрели неописуемо, орали Доку возвышенные слова, лезли целоваться, называли старика братишкой, морячком, кэпом, адмиралом, вытягивались перед ним по стойке «смирно», требовали отдать любой приказ: хоть на смерть пойдем за Дока — выдающегося, любимого человека... Тьфу! Скоты!.. И музыка рвала, дурила нас — нервное, нежное, дикое пение у пещерного костра после куска окровавленного мяса...