Олег Грудинин - Комсомольский патруль

Слушая рассказ Ершова, член штаба пододвинул к себе бумагу и стал записывать. Переспросив некоторые подробности, он протянул пареньку протокол:

— Ну, а теперь распишись в том, что все это правда.

Ершов побледнел и спрятал руки за спину.

— Не, подписывать мне нельзя.

— Почему?

— А кто знает. Может, вы там чего наврали!

— Так ты прочитай, — рассердился член штаба.

Внимательно прочитав, Ершов вторично отказался подписывать.

— Нет, этого не могу, — проговорил он, вставая. — Я подпишу бумагу, а меня убьют. Знаю я их, бандюков, не пожалеют.

— Какая же разница, есть подпись или нет? — возразил собеседник. — Ты уже все рассказал. А убить тебя они не убьют, ты теперь будешь под охраной закона. Вот если соврал и потому не хочешь подписываться, лучше сразу признайся.

Ершов упорно продолжал настаивать на том, что говорит правду, но подписывать документ не стал и даже начал осторожно пододвигаться к двери.

Видя, что от него больше ничего не добьешься, член штаба оставил его в покое. Но беседа их закончилась не скоро.

Еще долго выяснялись тайные пути, по которым водка проносится в клуб, в туалет, где некоторые бравые танцоры наспех, словно лекарство, проглатывают ее перед танцами. «А где же еще, если не разрешают? Туалетчица отвернется, мы и раз...»

Наконец разговор окончился. Ершов уже не претендовал на то, чтобы ему вернули анкету.

Через час мне доложили о рассказе Ершова.

— Просил только не сообщать в школе, что это он рассказал, — предупредил меня член штаба. — Говорит, что тогда ему несдобровать.

Я, честно говоря, усомнился в достоверности его рассказа. Но на всякий случай пошел к Топоркову. Его не оказалось на месте. Тогда, поколебавшись, я позвонил директору школы ФЗО и, заявив, что Ершов был вчера задержан штабом комсомольского патруля, попросил дать ему устную характеристику. То, что я услышал, подтвердило мои сомнения.

Обрисовав Ершова как болтуна и даже врунишку, директор поблагодарил меня за сообщение и обещал незамедлительно принять меры.

«Конечно, болтун, — твердо решил я. — Не стоит даже тревожить из-за него подполковника. О хищении обмундирования он знает. Если же передать ему всю белиберду, выдуманную мальчишкой, Топорков только развеселится: «Вот, — скажет, — Шерлок Холмс доморощенный!» Нет, лучше не позориться».

Но кое-что из рассказанного Ершовым заставило меня призадуматься.

По его сведениям, комендант Синицын завтра или послезавтра часов в девять вечера отправится на встречу с кучерявым. «Я уже приметил, — сказал Колька, — если дядя Гриша из каптерки свою старую одежду берет, то обязательно в город пойдет, с кучерявым встретится. Уж не раз так было. Я как в окошко погляжу — а с пятого этажа мне все видно, — там, на другой стороне, его кучерявый и ждет. А если не там, так в другом месте. Ребята тоже замечали, да только они, тюхи, ничего не смыслят, сопоставить, значит, не умеют. Раньше девяти Синицын не уйдет: пока уборщицы не кончили работу да повар — нельзя ему».

«Что ж, — решил я, — может быть, и стоит последить за Синицыным. А если он действительно встретится с кучерявым, пригласить обоих в милицию и записать документы».

Очень уж интересной показалась мне тогда эта затея. На свой страх и риск я решил ее осуществить. Что из этого всего вышло, расскажу позже.

А в тот вечер, сейчас же после разговора с директором школы ФЗО, на лестнице Дома культуры, ведущей вниз, в раздевалку, послышались грохот, возбужденные голоса. Дверь с шумом распахнулась, и в помещение штаба вкатился живой клубок. Сначала нельзя было даже ничего понять. Затем я различил среди запыхавшихся, возбужденных ребят фигуру взъерошенного, плотного, интеллигентного на вид молодого человека. Он тяжело дышал, ворот рубахи его был расстегнут, галстук сбит набок, на среднем пальце левой руки сверкал большой, аляповатый перстень с фальшивым камнем.

— Вот, полюбуйтесь! — доложил командир группы. — Этот субъект драку в буфете затеял. Патруль обругал, меня ногой по коленке ударил. Пришлось вести силой.

— Подойдите поближе к столу, — пригласили субъекта. — А то вас не видно.

Никакого ответа. Просьба явно не дошла до ушей молодого человека. Правая нога его будто сама по себе выдвинулась вперед и немного в сторону, руки спрятались за спину, глаза внимательно изучали потолок.

— Подойдите к столу, — взял его за плечо командир группы, — вам же сказали.

— Ах, вы меня! — спохватился молодой человек, как бы с трудом очнувшись от глубокого раздумья. — Простите, я не расслышал. Что вы хотели?

— Бросьте скоморошничать, подойдите к столу.

— К столу. А мне там делать нечего, — пожав плечами, парень усмехнулся. — Если нужно, подойдите сами. — Взгляд его снова уперся в потолок.

— Хорошо, если вы такой гордый, я подойду к вам.

Нина Корнилова сделала шаг вперед:

— Как вас зовут?

— А с вами я вообще не хочу разговаривать, пигалица. — Он свысока оглядел Нину. — Пусть ко мне вот тот подойдет. Он, кажется, главный?

— Издеваешься?!.

Кто-то из членов штаба не выдержал, ударил кулаком по столу.

— Ребята, подведите его сюда.

Повторять не пришлось. Субъекта попросту переставили с места на место.

— Тираны! — истерически взвизгнул он. — Эсэсовцы вы, гестаповцы! Это вы так воспитываете? Это ваша свобода?

По лицам комсомольцев я понял, что сейчас может произойти плохое. Выскочив из-за стола, я отгородил ребят от «Поборника свободы».

— Врешь, — произнес я, с трудом сдерживая желание ударить его. — Мы не эсэсовцы и не гестаповцы. Они насаждали преступность и хамство, а мы его выводим. Так что свободы хулиганить и издеваться над людьми от нас не жди. Не будет тебе такой свободы.

— Иди ты!.. — сразу потеряв свой лоск, процедил он сквозь зубы. — Всякий будет мне мораль читать. — С губ его сорвалось грязное ругательство.

— Ракитин, — не попросил, а почти простонал командир группы. — Отпусти меня отсюда. Не то я его сейчас изуродую.

Я повернулся к командиру группы, и... за моей спиной раздался звук громкой пощечины. Нина, вся красная от гнева, стояла около хулигана. Глаза у нее были полны слез, грудь высоко вздымалась. Казалось, она вся стала как-то выше, стремительней.

— Вот! — наконец проговорила Нина высоким звенящим голосом. — Вот, пусть он еще раз повторит то, что сказал, пусть, если у него осталась хоть капля совести! Может, он даже ударит девушку. На, ударь!

— Нина, — коротко приказал я, — выйди отсюда немедленно, слышишь! Немедленно!