Олег Грудинин - Комсомольский патруль

— Да не безобразничаем мы, — чуть не плача, быстро заговорил Коля, — там кричали, все слышали, и никакого у них нет дня рождения. Сидят какие-то трое, вино распивают.

— Ну, нас это не касается, — поправляя сумку, возразил милиционер, — вино распивают или что другое, нас это не касается, — повторил он.

Прошло еще минут десять, пока, наконец, милиционер поверил ребятам, что за дверью кто-то кричал.

— Хорошо, — сказал он, — давайте-ка ваши фамилии, мы это проверим. А ходить в чужие квартиры самовольно все равно не разрешается. За это прокуратура по головке не погладит согласно закону.

Записав фамилии и адреса ребят, милиционер сказал, чтобы они ехали домой. Время подходило к двенадцати.

— Если надо будет, вызовем, — пообещал он, — идите, идите.

Школьники гурьбой отправились по домам, по пути расспрашивали Колю о подробностях его пребывания в квартире.

— А что делала женщина? — спросила Шура.

— Какая женщина?

— Да та, которая кричала.

— Не было там никакой женщины, — твердо сказал Коля, — я во все комнаты заглядывал, только трое мужчин да этот Соскис четвертый.

— Но ведь кричала же?

— Кричала. — Коля остановился. — А правда, ребята, где же она?

— Женщина входила в квартиру, — убежденно сказала Шура, — сама видела.

— И я видел. — Коля потер лоб ладонью. — Но ведь я во все комнаты заглядывал.

— Кричала она страшно, — задумчиво произнесла Шура. — А вдруг ее, и правда, убили?

Ребята остановились.

— Может, она через черный ход вышла, — неуверенно сказал Коля, — там дверь была чуть открыта. Я видел.

— Стоп, ребята! А может, сходим посмотрим, куда черная лестница выходит?

— Пойдемте, душа будет спокойнее. Кричала-то ведь как! Все слышали!

Притихшие ребята осторожно пошли обратно.

— Только бы дворник не помешал, — сказал кто-то. — Поздно, а мы ходим.

Калитка с тяжелым чугунным кольцом громко лязгнула, заставив ребят вздрогнуть.

— Погодите, — шепотом проговорил Коля, — попробуем сориентироваться: вон там вход. Так я шел по коридору, вот тут над нами, наверное, кухня. Пошли на эту лестницу, ребята. — Он чертыхнулся, задев в темноте за железные перила. — Свет выключен, ни зги не видно, тс-с, тише!

Ребята остановились. Над их головой послышалась какая-то возня. Скрипнула дверь.

Коля осторожно, так, чтобы не шуметь, потеснил ребят вправо за перила к ступенькам, спускающимся в подвал. Его молча послушались. На лестнице послышались осторожные шаги, тяжелое дыхание, шепотом, но явственно кто-то произнес:

— Тяжелая, стерва.

Люди продолжали спускаться по лестнице. Вот они рядом.

Что произошло дальше, никто толком не помнит.

Коля рванулся вперед, что-то крикнул, Шура побежала за ним, упала, на нее свалился еще кто-то, еще... Ночная тишина лестницы наполнилась криками, звуками борьбы, ударов.

...В эту ночь нам так и не пришлось уснуть. Почти до утра дежурный следователь брал показания у школьников. Потом мы, вызвав оперативную машину, отвозили их поодиночке домой, успокаивали перепуганных родителей.

Через несколько дней выяснились все подробности: Арнольд Соскис, он же Роман Табульш, предвидя возможный провал своего друга Волкова, изготовил с его же помощью поддельные документы и подыскал квартиру, в которой можно было бы снова устроить притон. С Волковым они договорились, что, если когда-нибудь членам шайки придется давать показания по делам, в которых замешан Табульш, новая фамилия Соскис не появится в протоколах допроса. В благодарность Ромочка обещал Волкову вербовать для него «нужных» людей из посетителей его квартиры. Но найти квартиру, обеспечивающую хотя бы в какой-то степени конспирацию, оказалось не так-то легко. Помог тот же Волков.

Сын белогвардейского офицера, расстрелянного за контрреволюционный заговор, Григорий Яковлевич Синицын однажды рассказал ему, что в городе до сих пор проживает некий Нил Карпович Феофанов, скрывавший долгое время его отца от ЧК. Бывший полицейский, Феофанов, по словам Синицына, всегда боялся разоблачения и тщательно скрывал свое прошлое. Воспользоваться этим и посоветовал Табульшу Волков, дав ему адрес Феофанова.

Оказалось, что Феофанов живет один (жена его давно умерла, детей не было), в совершенно отдельной маленькой квартире, как нельзя лучше подходившей для целей Табульша. Скоро они договорились, и Табульш у него прописался.

В тот день, когда группа Коли Селиверстова раскрыла притон Табульша, двое «посетителей» привели на квартиру к нему женщину — жену заведующего промтоварным магазином. После выпивки молодчики стали склонять легкомысленную особу к тому, чтобы она уговорила мужа пойти на кое-какие махинации с казенным товаром. Она отказалась. Ей стали угрожать. Тогда женщина объявила, что сегодня же все расскажет мужу.

Обозленные, они стали бить ее, угрожая, что посвятят мужа в ее любовные похождения. В этот момент с места поднялся Феофанов.

— Разве баб так нужно бить, — проговорил он скучным голосом, устремив свинцово-мутный взгляд на пьянчуг, — их надо бить, чтобы следов не оставалось, как нас в молодости учили.

Он двинулся к женщине. Она отступила, закричала. Тогда бывший околоточный ударил ее, и женщина свалилась на пол.

— Минут тридцать пролежит, — тем же скучным голосом определил Феофанов. Сутуля спину, он тяжело сел на место. — Не разучился еще, — добавил он. — А мне уже восемьдесят четыре, да-а, имеем опыт.

В этот-то момент и раздался Колин звонок.

Скоро на заседании штаба снова встал вопрос об участии школьников в патруле.

— Теперь видишь, Ракитин, — Михаил Иванович смотрел на меня в упор, — к чему приводит упрямство? А ведь если подумать как следует, наверняка нашли бы для них дела более подходящие. Цветы надо растить морозостойкие, а не в теплице за стеклом. И Коля Селиверстов, цветок, между прочим, чудесный, не сломал бы ногу.

После такой поэтической взбучки мне ничего не оставалось, как полностью капитулировать. Наперебой мы вспоминали подробности этой схватки мужественных ребят с матерыми преступниками.

Когда Коля Селиверстов кинулся на Табульша, тот так испугался, что в первый момент даже не побежал. Выручил Ромочку второй, который нес женщину. Оттолкнув Колю, он побежал к выходу. Табульш бросился за ним, но Коля Селиверстов недаром был спортсменом.

В два прыжка догнав неповоротливого, хотя и очень сильного Табульша, он быстро свалил его на землю и стал крутить руки назад.

До самого прихода милиционера Табульш лежал спокойно. Только иногда его пухлое тело вздрагивало. Когда же подошел милиционер и Коля отпустил Ромочку, тот мощным ударом ноги сбил мальчика на землю. Каблук огромного ботинка пришелся прямо по ноге Коли, ниже коленной чашечки. Кость хрустнула и сломалась.