Антон Макаренко - Книга для родителей

— щенок! Вот деньги, видишь? Говори, видишь?

— Вижу, — сказал тихо испуганный Игорь, не трогаясь с места, как будто его ноги приклеились к полу.

— Смотри!

Евгения Алексеевна на том же заготовленном листке бумаги написала несколько строк.

— Слушай, что я написала:

«Гражданину Жукову.

Возвращаю поступившие от вас деньги. Больше посылать не трудитесь. Лучше голодать, чем принимать помощь от такого, как вы. Е».

Не отрываясь взглядом от лица сына, она запечатал деньги и записку в конверт. У Игоря было прежнее испуганное выражение, но в глазах уже заиграли искорки вдохновенного интереса.

— Этот пакет ты отнесешь этому гражданину, который бросил тебя, а теперь подкупил тебя старым ножиком. Отнесешь к нему на службу. Понял?

Игорь кивнул головой.

— Отнесешь и отдашь швейцару. Никаких разговоров с от… с Жуковым.

Игорь снова кивнул головой. Он уже разрумянивался на глазах и следил за матерью, как за творящимся чудом.

Евгения Алексеевна вспомнила, что-то еще нужно сделать…

— Ага! Там рядом редакция газеты… Впрочем, это я отправлю по почте.

— А зачем газета? Тоже о… этом… Жу…

— О Горохове. Напишу о горохове!

— Ой, мамочка! И ногами бил, и линейкой! Ты напишешь?

Она с недоверием присматривалась к Игорю. Мать не хотела верить его сочувствию. Но Игорь серьезно и горячо смотрел ей в глаза.

— Ну, иди, — сказала она сдержанно.

Он выбежал из комнаты, не надевая кепки. Евгения Алексеевна подошла к окну и видела, как он быстро перебегал улицу, в его руке белел конверт, в котором она возвращала жизни свое унижение. Она открыла окно. На небе происходило оживленное движение: от горизонта шли грозовые тучи. Главные их силы мрачно чернели, а впереди клубились веселые белые разведчики; далеко еще ворчал гром, от него в комнату входила прохлада. Евгения Алексеевна глубоко вздохнула и села писать письмо в газету. Гнева в ней уже не было, но была холодная, уверенная жесткость.

Игорь возвратился через полчаса. Он вошел подтянутый и бодрый, стал в дверях и сказал звонко:

— Все сделал, мама!

Мать с непривычной, новой радостью взяла его за плечи. Он отвел было глаза, но сейчас же глянул ей в лицо чистым карим лучом и сказал:

— Знаешь что? Я и ножик отдал.

Письмо Евгении Алексеевны в газету имело большой резонанс, ее личность вдруг стала в центре общественного внимания. К ней приезжали познакомиться и поговорить. Целый день звонил телефон. Она не вполне ясно ощущала все происходящее, было только понятно, что случилось что-то важное и определяющее. Она в особенности убедилась в этом, когда поговорила с Жуковым.

— Слушайте, как я должен принять вашу записку?

Евгения Алексеевна улыбнулась в трубку:

— Примите это как пощечину.

Жуков крякнул в телефон, но она прекратила разговор.

Ей захотелось жить и быть среди людей. И люди теперь окружили ее вниманием. Игорь ходил за матерью, как паж, и осматривался вокруг с гордостью. Никто с ним не говорил об отце, все интересовались Евгенией Алексеевной, как автором письма о Горохове. Игорь сказал ей:

— Они все про Горохова, а про нас с тобой ничего и не знают. Правда?

Мать ответила:

— Правда, Игорь. Только ты еще помоги мне. Займись, пожалуйста, Ольгой, она совсем распустилась.

Игорь немедленно занялся. Он через окно вызвал Ольгу со двора и сказал ей:

— Слушайте, уважаемый товарищ Ольга! Довольно вам дурака валять!

Ольга направилась к двери. Игорь стал в дверях. Она глянула на Игоря:

— А как?

— Надо слушаться маму.

— А если я не хочу?

— Ну… видишь… теперь я над тобой начальник. Ты понимаешь?

Ольга кивнула головой и спросила:

— Ты начальник?

— Пойдем к маме…

— А если я не хочу?

— Это не пройдет, — улыбнулся Игорь.

— Не пройдет? — посмотрела на него лукаво.

— Нет.

С тем же безразличным выражением, с каким раньше Оля выходила от матери, сейчас она двинулась в обратном направлении. Игорь чувствовал, что над ней еще много работы.

У матери произошел разговор, имеющий директивный характер. Оля слушала невнимательно, но рядом с матерью стоял гордый Игорь, молчаливая фигура которого изображала законность.

дела вообще пошли интересно. Неожиданно вечером в их квартиру ввалился белокурый полный человек.

— Евгения Алексеевна! Вы такой шум подняли с этим Гороховым… Все только и говорят о вас. Я вот не утерпел, приехал.

— Ах, милый Дмитрий Дмитриевич, как это вы хорошо сделали, обрадовалась и похорошела Евгения Алексеевна. — Знакомьтесь, мои дети.

— Угу, — серьезно осклабился Дмитрий Дмитриевич. — Это, значит, Игорь? Симпатичное лицо. А это Оля. У нее тоже лицо симпатичное. А я к вам с серьезным разговором: дело, видите ли, в том, что я хочу жениться на Евгении Алексеевне.

Блондин умолк, стоял посреди комнаты и вопросительно посматривал на ребят.

— Дмитрий Дмитриевич, — смущенно сказала Евгения Алексеевна, надо бы со мной раньше поговорить…

— С вами мы всегда согласуем, а вот они, — сказал Дмитрий Дмитриевич.

— Господи, вы нахал!

— Нахал! — протяжно рассмеялась Ольга.

— Ну, так как, Игорь?

Игорь спросил:

— А какой вы?

— Я? Вот вопрос! Я — человек верный, веселый. Мать вашу очень люблю. И вы мне нравитесь. Только на детей я строгий, — заурчал он басом.

— Ой, — запищала Оля радостно.

— Видите, она уже кричит, а ты еще держишься. Это потому, что ты мужчина. Ну, так как, Игорь, я тебе нравлюсь?

Игорь без улыбки ответил:

— Нравитесь. Только… вы нас бросать не будете?

— Вы меня не бросайте, голубчики! — прижал руку к груди Дмитрий Дмитриевич. — Вы меня не бросайте, круглого сироту!

Оля громко засмеялась:

— Сироту!

— Товарищи! Что это такое, в самом деле! Надо же меня спросить, взмолилась Евгения Алексеевна. — А вдруг я не захочу.

Игорь возмутился:

— Мама! Ну, какая ты странная! Он же все рассказал. Нельзя же так относиться к человеку!

— Верно, — подтвердил Дмитрий Дмитриевич. — Отношение к человеку должно быть чуткое!

— Вот видишь? Мамочка, выходи за него, все равно вы давно сговорились. И по глазам видно. Ой, и хитрые!

Дмитрий Дмитриевич пришел в крайний восторг:

— Это же… гениальные дети! А я, дурень, боялся!

История Евгении Алексеевны, конечно, не самая горестная. Встречаются и такие отцы, которые умеют не только бросить детей, но и ограбить их, перетащив на новое место отдельные соломинки семейного гнезда.

Говорят, есть такие отцы, которые, оставив семью, умеют сохранить действительно благородные отношения с детьми, даже принимают участие в их воспитании, даже воспитывают из них правильных людей. Я верю, что это возможно, что это по силам человеку, но я таких не видел. Зато я встречал людей, которые умеют не поддаваться впечатлениям первых семейных недоразумений, способны пренебречь притягательной прелестью новой любви и сохранить в чистоте договор с женой, не придираясь к отдельным ее недостаткам, обнаруженным с таким запозданием. В этом случае и долг перед детьми выполняется более совершенно, и таких людей можно считать образцами.