Аркадий Сахнин - Эхо войны

…Все же приняли решение: вывозить снаряды.

Началась тщательнейшая и кропотливая подготовка, которую возглавил полковник Сныков.

Оказалось, надо было учесть десятки обстоятельств, решить, уйму проблем.

Капитан Горелик собрал своих людей и подробно рассказал, что предстоит делать.

— Нам нужны шесть человек, — закончил он. — Работа, как видите, связана с большим риском для жизни. Пойдет только тот, кто сам, добровольно изъявит желание.

Первым поднялся комсомолец младший сержант Иван Махалов, русый паренек из-под Воронежа, с круглым, добродушным лицом. Он встал, и вид у него был такой, будто он удивлен поставленным условием. «Раз надо, значит, сделаем, о чем разговор?» — казалось, выражал его взгляд.

Вторым встал комсомолец Дмитрий Маргешвили. А дальше уже ничего нельзя было понять, потому что поднялись все.

Кроме названных двух воинов, отобрали старшину Михаила Тюрина и комсомольцев рядовых Камила Хакимова, Василия Голубенко, Гурама Урушадзе. В эту же группу вошли водитель бронетранспортера Николай Солодовников и связист лейтенант Анатолий Селиванов.

Одиннадцать советских воинов шести национальностей из шести советских республик, воспитанные партией и комсомолом, спаянные солдатской дружбой и дисциплиной, единые в стремлении выполнить долг перед Родиной, верили друг в друга, могли смело положиться друг на друга.

На следующее утро старшина Тюрин поднял группу в пять тридцать. Вся казарма спала. Только этим и отличался сегодняшний подъем от остальных. Так же, как всегда, тщательно заправили койки, так же быстро умывались и ели ту же нехитрую солдатскую пищу — и все же что-то особенное было в начавшемся дне.

Построились во дворе, на краю огромного учебного плаца. Хмуро. Туманно. Зябко. Капитан сказал последние напутственные слова. Он еще раз напомнил об осторожности. Он говорил о воинском долге, о присяге, о боевых традициях части.

Капитан не отличался красноречием, и все, что он сейчас сказал, Иван Махалов слышал не один раз. Но, странное дело, сегодня эти знакомые слова приобрели какой-то особый смысл.

Если разобраться, то Иван был не очень доволен своей боевой судьбой: учеба, строевая, караульная служба, а если нет провинившихся, то и очередные наряды на кухне. Сиди и чисти картошку! И, будто растравляя его душу, как нарочно, одна за другой шли беседы о боях, проведенных частью, куда он пришел служить.

Здесь, на плацу, где стоял теперь Иван Махалов, он принимал присягу под боевым, простреленным знаменем. За два года службы он стал мастером своего дела. Во всей обстановке плаца, такой знакомой и привычной, было сегодня что-то новое, неизведанное.

Когда прибыли в город, туман уже рассеялся. Стоял хороший осенний день. Чем ближе подъезжали к Кировскому району, тем больше попадалось встречного транспорта и пешеходов. Только один бронетранспортер двигался в направлении к станции. Километра за два до предстоящего места работы машина уже с трудом пробиралась сквозь густую толпу. Трамваи и автобусы были переполнены. Десять тысяч жителей покидали свои дома. Свертки, сумочки, корзинки, чемоданчики, а у некоторых даже узлы… Но большинство идет с пустыми руками. Люди идут спокойно, без паники, с шутками, глубоко веря, что все окончится благополучно.

Ползет бронированная машина, и люди останавливаются, с интересом и уважением смотрят на солдат, машут руками, что-то кричат. Иван думает: надо бы в ответ помахать рукой, смотрит на своих товарищей, но лица у них серьезные, строгие, ответственные. Иван только сейчас обращает внимание на то, что и сам он сидит, словно аршин проглотил. Нет, это не специально он так напыжился. Такое у него состояние, будто только сейчас почувствовал всю страшную ответственность, какая на него ложится.

Медленно движется бронетранспортер. Его догоняют несколько грузовиков с милицией и солдатами. Это оцепление. Пятьсот шестьдесят человек с красными флажками, растянувшись на двадцать пять километров, оградят опасную зону во время работы. Пожарные и санитарные фургоны идут на свои посты.

В этот час особенно людно в кабинете председателя райсовета Нагорного.

— Из дома шестнадцать по Железнодорожной ушли все.

— Дом три по Куйбышевской готов!

— Улица Герцена закончена полностью!

Это ответственные за дома, кварталы, улицы докладывают, что население покинуло свои жилища. И вот уже весь район оцепления опустел. Только одна машина подполковника Бугаева и начальника милиции объезжает затихшие улицы.

В конторе путейцев расположился штаб Сныкова. Здесь же партийные и советские работники, директора остановившихся предприятий. И так непривычно выглядит здесь радист с походной рацией.

— «Резец один»! «Резец два»! «Резец три»! — раздается в эфире. — Я «Резец». Готовы ли приступить к работе? Прием.

— Докладывает лейтенант Иващенко. К приемке снарядов готовы.

— Говорит заместитель начальника станции Химичев. Паровозы и вагоны из южного парка угнаны. Поездов на подходе нет.

— Докладывает капитан Горелик! Все на местах. Транспортер в укрытии, прицеп подготовлен к погрузке. Разрешите приступать к работе! Прием.

— Приступайте.

Взвились в воздух три красные ракеты. Тревожно завыла сирена.

Работа началась. Тончайшая, ювелирная работа над огромной массой земли, над глыбами стали, чугуна, меди, над тоннами взрывчатки, сотнями оголенных взрывателей.

Сейчас самый страшный враг — земля. Ведь снят только самый верхний слой. Она под снарядами, она спрессована и зажата между ними, она налипла на взрыватели, и неизвестно, что в ней спрятано. Надо очистить землю, не касаясь металла, надо нащупать, что скрыто внутри нее. У каждого своя граница, четко обозначенная полость, которую предстоит вскрывать. Едва ли хирург, производя сложную операцию, работает столь трепетно, с таким напряжением воли, нервов, всех своих сил, как пришлось действовать сейчас воинам. Работали молча, сосредоточенно. И вот уже снята, очищена, сдута каждая крошка земли со всего эллипса площадью в шестьдесят квадратных метров. Сразу стало видно, какой снаряд брать первым.

Возле 203-миллиметрового фугаса лицом к нему становятся Иван Махалов, Дмитрий Маргешвили, Камил Хакимов.

— Приготовиться!.. Взяться!.. Приподнять! — звучит команда.

Такой тяжелый груз хорошо бы взять рывком. Но это категорически запрещено. Его надо не ото-рвать, а отделить от земли, как отделяют тампон от раны. И приподнять приказано только на один сантиметр.

Лежа на земле, капитан и старший лейтенант с противоположных сторон смотрят, не тянется ли к снаряду проволока. Они очищают землю снизу.

— Поднять! — раздается новая команда. Медленно разгибаются спины.