Александр Серафимович - Советский военный рассказ

— Посмотри-ка, что этот парень натворил! — сказал он.

Мотивировка представления к ордену была изложена бездарным, бюрократическим языком. Там было сказано, что Воронцов обезвредил множество немецких мин, а затем в составе саперно-танкового десанта провел колонну машин через минное поле противника и оборонял танк, потерпевший аварию, отбрасывая на лету связки гранат, кидаемые немцами под гусеницы потерявшей скорость машины… Неуклюже была составлена бумага!

— Что-то много для одного раза, — сказал я.

— Это просто так, сплющилось от плохого изложения, — возразил полковник. — Тут не одна операция, а несколько. Если бы лист был написан как следует, Воронцов мог бы получить звание Героя.

— Я не пойму, что тут главное: что он провел танки или что он отбрасывал гранаты?

— Главного как раз и нет, — сказал полковник. — Главное — это то, что он, понимаешь, настоящий музыкант, в его руках миноискатель — инструмент изумительной точности. Его чуть было не украли из батальона.

— Миноискатель или Воронцова?

— Воронцова, конечно! Когда он отстоял танк и удалось машину за ночь отремонтировать, танкисты забрали его с собой вместо раненого радиста — кстати, этого радиста увел в тыл опять-таки Воронцов — и возили его с собой трое суток, ни за что не желая отдавать.

— Он что, еще и радист?

— Никакой он не радист, просто хороший парень: может вывести танк из любой опасности, танкистам спокойно с ним.

— Надо составить хороший наградной лист, — сказал я, — чтобы в нем все было написано.

— Все равно лист будет отставать от правды, потому что героизм сапера, по-моему, нельзя описать, — и полковник растопырил передо мною пальцы обеих рук.

— Кто строит мосты и дороги? Сапер (он загнул два пальца на левой руке). Кто добывает воду? Кто сооружает укрепленные рубежи? Кто строит понтоны? (Теперь его левая рука была зажата в кулак, и он взялся за правую.) Кто минирует линию своей обороны? Кто разминирует вражескую? Кто разведывает передний край вражеского укрепрубежа? Кто проводит танки через минные зоны?

— Наградной лист — не памятка сапера, — возразил я.

— Конечно, наградной лист — не памятка и не статья для энциклопедии, но если человек ежедневно все это делает, должен я или нет написать об этом?

— Нужно взять один или два самых ярких подвига и описать, как он совершил, — вот и все.

— Да у сапера, веришь ты мне, ничего не бывает яркого. Сапер — это горняк и шахтер войны, он всегда в земле. Вот сапер разминировал путь для танков — и они ворвались к переднему краю противника. Кого хвалят? Танкистов. И верно, молодцы они! В другой раз, когда танки фрицев застрянут в наших минных полях и попадут под огонь наших батарей, за кем будет успех? За артиллеристами. И что же? Правильно, конечно. Они ж подбили фрицев! Когда у бойцов не болят животы, потому что они пьют воду из колодца с хорошей водой, все жмут руку врачу, а колодец-то кем вырыт? Сапером.

— Все это — не то.

— Да я и не говорю, что «то». Но описать подвиг сапера вовсе, брат, не легко. Подвиг сапера всегда втекает в чужой успех и в нем растворяется без остатка. Вот в чем дело.

Инженерный батальон, где служил Георгий Воронцов, славился как один из самых лучших по всему фронту и был неуловим: его то и дело перебрасывали с участка на участок. Но однажды я совершенно случайно оказался по соседству со знаменитым батальоном. Он принимал пополнение и как бы отдыхал. Впрочем, все равно днем его бойцы спали, как совы, а ночью («сапер — ночная птица») «играли» на миноискателях или закладывали «минные пасьянсы» для обучения новичков.

Приказом по фронту несколько десятков бойцов и командиров этого батальона были только что награждены орденами и медалями. В хате штаба приказ этот вывешен на стене. Возле него толпится народ. Самые ордена еще не получены, и все в батальоне путаются, кто уже орденоносец, а кто еще нет.

Большая часть наград пришлась на долю героической роты лейтенанта Бориса Николаевича Жемчужникова. Теперь он передает свой опыт пополнению. С наступлением темноты начинаются практические учения — закладка минных полей и розыск «вражеских мин».

Показывает свою работу с миноискателем и Воронцов — «Ойстрах» своего батальона. Закопают десятка три трофейных мин, и Воронцов в паре с кем-нибудь из новых прочешет указанную площадь.

— Мины будут заряжены? — интересуется фотокорреспондент.

— Это по обстановке, — говорит Жемчужников, прислушиваясь к беседе, развернувшейся на тему, что прежде всего нужно саперу.

— Самая трудная работа сапера ночью, под неприятельским огнем. Ни слух, ни зрение тут ничего не стоят. Важны одни руки, — горячо утверждал один из командиров.

Старший политрук Апресьян решительно возражал ему:

— Будь у тебя хоть восемь рук, а если слуха нет, — никакой ты не сапер.

Вошел человек в большом, на глаза сползающем шлеме, а сам ростом с винтовку.

— Вот его спроси, его! — прокричал Апресьян. — Ну, ты сам скажи, что для тебя важнее: слух, зрение или руки? Это Воронцов, — объяснил он мне.

Человек в большом шлеме робко пожал плечами. Видно было, он не понял, в чем дело.

Он шепотом объяснил, что сам из Челябинска, молочный техник по специальности, обезвреживать мины ему нравится.

— Что значит «нравится»? — сказал я. — Это же не рукоделие.

Воронцов улыбнулся усталой улыбкой глухонемого.

— Сколько вы обезвредили немецких мин? — спросил я.

— Иван Семеныч говорил, за пять тысяч перевалило. Со дня войны. Только не знаю, точно ли.

— Кто этот Иван Семеныч?

Но у Воронцова точно кончились на сегодня все слова — вот так же, как кончается махорка.

Ответа от него добиться было невозможно.

— Когда сапер хорошо работает на минах, стоит тишина. Тогда мы говорим, «минная рапсодия» началась. Значит, благополучно ползет он с миноискателем и играет на нем мелодию, которая слышна ему одному, а до нас доходит лишь тишиной, — торжественно произнес один из саперов, очевидно, музыкант по влечению.

До сих пор не могу решить, хорош или плох образ «минной рапсодии», но я сразу понял его, — очевидно, не зря саперы любят музыкальные сравнения.

Рапсодия? Песня пастуха — рапсодия, в тишине безлюдного поля, песня для себя, рождающаяся и умирающая без слушателей.

Что же, может, и похоже…

…Уже вечереет, лиловое плоскогорье выпрямляет свои изгибы в однообразное сумеречное пространство. Человека не видно за десять метров. Мины, которые сейчас предстоит выловить Воронцову, уже заложены. Это немецкие танковые ТМ-35 — хитрые штучки. Кроме основного взрывателя вверху, у них есть еще дополнительный — сбоку или на дне. Тоненький провод может соединять этот дополнительный взрыватель с соседней миной или держать свою собственную мину в земле, так сказать, «на якоре». Такую комбинацию приходится вытаскивать тридцатиметровым тросом с кошкою на конце. Мины могут быть спарены или счетверены, могут располагаться в один и два ряда. «Пасьянс», который разложит перед вами опытный минер, имеет множество видов, вариантов и рисунков. Днем разгадать самый сложный «пасьянс» — дело несложное, зато ночь для неискушенного человека — это сумасшедшая игра со смертью.