Владислав Шурыгин - Тревожный берег

А сказать честно, очень хотелось зайти к Юле. Очень хотелось ее увидеть. Хотя бы издалека. «Ну да ничего, увижу еще».

Первым, кого на точке встретил Филипп, был Кириленко. Солдат шел в одних трусах, нес полные ведра воды.

— Здорово, Иван! — Филипп приподнял над головой панаму.

Кириленко точно споткнулся, поставил ведра и, подойдя к Филиппу, радостно протянул руку:

— Здоров був, Филипп! А мы уж думали, ты нас забув зовсим.

— А куда от вас, дьяволов, денешься? — засмеялся Филипп.

В дверях домика Бакланов столкнулся с сержантом Русовым. Нахмурился, но больше для порядка, злости почему-то не было. Доложил:

— Товарищ сержант, рядовой Бакланов с гауптвахты…

В серых внимательных глазах Русова спокойствие и досада… Бросает сдержанно:

— Здравствуйте, Бакланов! — И уходит по своим делам.

Бакланов жмет руку Славикову. Какой Ника все же длинный парень!

— А Резо тебя ждет, как бога, — сообщает Николай. — Что-то второй движок ерундит. Я и то ходил, да что я в вашей технике понимаю? Дал несколько арапистых советов по части нахождения искры…

И ни слова о гауптвахте, ни слова о том, что было. Вот такой он, Славиков. Филипп спешит в дизельную к Резо.

Резо сидит на корточках перед разостланной на траве схемой, а возле схемы — гимнастерка с сержантскими погонами. «И здесь сержант успел», — отмечает Бакланов. Резо оборачивается, всплескивает руками:

— Вай, Филипп! Здравствуй, дорогой!

— Здорово, Резо, здорово! — Филипп радостно трясет руку Далакишвили.

Черные глаза Резо светятся радостью. Он приветливо улыбается в маленькие усики и не выпускает руки товарища.

— Вай, хорошо, что ты пришел! Второй движок, понимаешь, опять стучит. Я сейчас заведу, а ты послушай, да? Я вчера завел его, понимаешь…

— Понимаю, все понимаю. Сейчас мы его запустим и послушаем. Сейчас мы его…

А Резо шел за Филиппом и, обрадованный, продолжал тараторить:

— Слушай, ара, без тебя такое было, у! Пограничники шпиона ловили. Стреляли. Нам звонили, и ребята с оружием часа три лежали. Никто не напал. Очень жаль… Мы бы дали им… — Резо изобразил прижатый к бедру автомат и даже звуки выстрелов воспроизвел.

— Ну и как, поймали шпиона пограничники?

— Не знаю. Убили одного, знаю.

— Пограничника?

— Зачем пограничника? Шпиона убили!

— Так и говори, по-русски, а то убили, убили… Ничего, это мы скоро узнаем из первых уст. Придет Карабузов с нарядом — все знать будем. Вот так, кацо Далакишвили!

Филипп весело хлопнул Резо по плечу.

— Да, между прочим, один интимный вопросик к тебе. Кто-нибудь из наших в библиотеку книжки менять ходил?

— Послушай, какие книжки! Тревога была, работа была. Какие книжки, дорогой! А! Знаю! Юля, да?

— Точно. Давно не видел. Как она там поживает?

— Вай, недогадливый человек! Дорога мимо, а. он не зашел. Пять минут всего, и сам бы все знал.

— Нельзя, брат. Видок-то у меня… Одежда, хэбэ — второй срок. — И Филипп кончиками пальцев оттянул в сторону, точно танцовщица юбку, замасленные, выгоревшие от солнца и стирок, старые шаровары. Резо ничего не сказал, потому что был согласен — вид не для визита к любимой девушке.

Несколько дней находился старший лейтенант Маслов на окружных сборах политработников и, как обычно, оторвавшись от привычного дела, от привычной круговерти, успел соскучиться по своей роте, по людям.

В коридоре штаба прохладно. Остро пахнут бензином ослепительно натертые дощатые полы. Мастика готовится по «секретному» рецепту, и, как ни пытались другие старшины рот выведать тайну, Опашко был себе на уме: «секрет фирмы» не выдавал.

В смолянисто-желтых полах отражались, точно в воде, строгие зеленые стены, плафоны на потолке и дневальный в ярко начищенных ботинках. Солдат приветливо улыбнулся, взял под козырек.

— Здравствуйте, товарищ Зинько! Командир на месте?

— Так точно, товарищ старший лейтенант! — бодро отчеканил Зинько.

«Меняются люди… Когда-то был такой мешковатый… Дольше всех не мог научиться приветствие отдавать. Рука крючком… А сейчас вон как браво…» — радостно отметил Маслов.

— Как связь поживает, товарищ Зинько?

— Отлично. За учения благодарность получили.

— Молодцы, — улыбается на ходу Маслов. Ему вспомнилась шутка о связистах. Всем после учений — благодарности и награды, в адрес же связистов начальник сказал: «Связистов не наказывать!»

«А что сейчас делает Воронин? — подумал старший лейтенант. — Небось мемуары читает. „Самоуглубление“ — так он это называет. А у меня для него сюрприз — новая книга о Севастополе». Маслов вошел в канцелярию. Точно, Воронин здесь. Быстро поднял от стола голову, щека розовая. Книга открытая и страничка помятая…

— А, пропащая душа! Здравствуй, здравствуй! — Воронин приподнимается, протягивает руку.

Привычно садятся друг против друга, капитан вытирает щеку: «После обеда сморило малость…»

— Как сборы? Подзарядили вас там?

— Подзарядили, Иван Ильич… Но теория без практики, сам знаешь. Слышал, на ученьях отработали вроде неплохо?

— Нормально.

— Какие новости? Как народ?

— Народ ничего. Трудится народ. Да, этого с тридцать третьего… Бакланова на трое суток арестовал. В совхоз к даме сердца утек. Артист!

— Бакланов? А Русов куда смотрел?

— Во-во, и ты туда же. Русов, голубь ты мой, не сторож. Русов здесь был, мы партийное собрание перед учением проводили. Почему другие прохлопали, почему ушел он с точки? Есть тебе, Игорь Сергеевич, в чем разобраться. Поработай.

— Поработаю. Тягач у нас на ходу?

— Пока нет.

— Завтра я у них буду.

— Собрание они комсомольское сами провели, пропесочили его. Проинформировали о ЧП вовремя. Ты вглубь, Игорь Сергеевич, покопай. Вглубь. Людей мы недостаточно знаем. На том и даем промашку.

Маслов промолчал. Именно так. Недостаточно знаем людей…

Значит, завтра без транспорта, пешочком по всем постам или на местном автобусе до тридцать третьего.

Маслов уже решил, что на территории поста никого нет, когда из-за домика вышел Кириленко. Вытирая о шаровары руки, поспешил с рапортом навстречу замполиту, но замялся, не зная, как сказать, где же все-таки находится расчет. А солдаты находились на «Золотом пляже». Двадцать шагов в длину и пять в ширину — вот и весь пляж. Если на море волнение, пляжа, как такового, нет. Если голубое солнечное утро, значит…

— Все находятся на пляже. Трошки купаются.

Кириленко стоит, большой, нескладный, держа по швам сильные жилистые руки. Лицо точно подсвечено изнутри добротой, и спокойствием. Маслов протянул руку, улыбнулся:

— Ну, здравствуйте, секретарь! Что-то поздненько купаются, а?

— Полеты потому что до двух ночи…