Ирина Нолле - За синей птицей

А Белоненко, казалось, намеренно не вмешивался и не давал этому своеобразному собранию никакого направления. Он переводил быстрый, внимательный взгляд с одного лица на другое, ловил каждую реплику и подмечал малейшую интонацию голоса. Его ничуть не покоробило «выражение» Сони Синельниковой, и он не остановил Машу, сделавшую замечание, но Марина подумала, что Клаве Смирновой он больше «высказываться» не даст: она уже свое сказала.

Соня встретила взгляд Марины, и скупая усмешка тронула ее крупные губы.

«Сейчас что-нибудь про меня…» — подумала Марина, но Синельникова протянула руку к двери, и все повернули головы туда.

— Пожаловала, красавица? Вот и ладно, что не за глаза, а прямо в лицо скажу.

Светлова стояла в дверях, держась одной рукой за косяк, и, кажется, стояла так давно. Платок и телогрейка ее были влажны, губы бледны. Льняная прядь прилипла ко лбу, веки чуть-чуть опущены. Когда Синельникова обратилась к ней, Галина не переменила своей позы и даже не взглянула на нее. Не смотрела она и на Белоненко, а просто стояла неподвижно и безучастно, как стоит человек, когда он находится один со своими тяжелыми думами или когда он очень болен.

Девчонки опять зашушукались, зашептались. Марина напряженно и выжидательно смотрела на Светлову, но та не заметила или не хотела замечать ее взгляда.

— Ну, что же ты молчишь? — В голосе Синельниковой прозвучали вызывающие нотки. — Или тебя это не касается? Умеешь свои воровские законы соблюдать, умей и ответ держать.

Галина убрала руку с косяка и равнодушно подняла глаза на Соню.

— Мне эти законы так же нужны, как тебе — монастырский устав, — нехотя проговорила она. — Надоели вы мне все.

— Светлова, — сказал капитан, — почему вы не явились ко мне? Вам дежурная передала мое приказание?

Галина небрежным жестом откинула с головы свой черный платок и поправила волосы. Потом взглянула на Белоненко из-под полуопущенных ресниц и ответила:

— Если бы вы, начальник, меня в театр приглашали…

Кто-то сдержанно ахнул. Марина закусила губу: эта девчонка совсем с ума сошла! Что за тон, что за взгляд! Маша отодвинула стоявшую рядом табуретку и сделала движение вперед. Марина схватила ее за руку.

— Не смей! — шепнула она. — Без тебя обойдется…

— К сожалению, такого приглашения пока быть не может, — сказал Белоненко холодным тоном. — Но могло быть, что я хотел сообщить вам нечто более важное…

Марина заметила, что Белоненко обращается к Галине на «вы», тогда как всем другим девушкам говорил «ты».

— Мне не нравится, как вы держите себя, Светлова, — не получив ответа, продолжал Белоненко. — Видимо, это потому, что вы не отдаете себе отчета, где вы находитесь и кто с вами разговаривает… — Он резко поднялся с табуретки. — Станьте как следует, когда с вами говорит начальник лагпункта!

Марина вздрогнула от внезапной перемены в голосе и в лице капитана.

В цехе наступила такая тишина, что стало слышно, как бьются в стекло струи дождя.

«Вот он, оказывается, какой… — подумала Марина, и ее охватила тревога за Галю Светлову, перешедшую все границы возможного. — Боже мой, ну что же она стоит как истукан?».

— Светлова, я обращаюсь к вам, — отчетливо и предостерегающе сказал Белоненко. — Подойдите сюда.

— Хорошо, — равнодушно произнесла Галина. — Я могу подойти. — И сделала несколько шагов вперед. — Достаточно или еще ближе?

Марина отвернулась и закусила губы. «Как он терпит? Я бы на его месте не выдержала…».

— Достаточно, — сказал Белоненко. — Только держитесь прямее. Вы не на эстраде. Ну, а теперь отвечайте, почему вы сказали дежурной, что вам в кабинете у начальника делать нечего и что если ему нужно, то он может сам прийти туда, в эти ящики за цехом.

Галина стояла в трех шагах от Белоненко, уронив руки вдоль тела, и лицо ее по-прежнему не выражало ничего: ни страха, ни растерянности, ни даже внимания. Она действительно была совершенно равнодушна. «Какое же страшное опустошение царит в душе этой девушки!» — с болью и жалостью подумала Марина.

— Мне, гражданин начальник, в вашем кабинете действительно делать нечего. И про ящики я сказала просто так, чтобы что-нибудь сказать… Да и у вас, вероятно, достаточно много других, более важных дел, чем беседа со мной. Я знаю, о чем вы хотели со мной говорить… Только вы ошибаетесь — никакого влияния на них я не имею… И не хочу иметь…

— Ошибаетесь именно вы, Светлова. Вы не знаете, о чем я должен был с вами говорить. А что касается влияния, то это вы сами придумали. Придумали потому, что если перестанете придумывать, то вам будет нечем жить. Никакого влияния на бригаду вы не имеете. Они изнывают от безделья, оттого, что не знают, куда себя деть и чем заняться. Вы придумали ящики — они ухватились за вашу выдумку, а теперь, — он сделал жест в сторону бригады, — теперь они увидели, что выдумка ваша далеко не блестяща. Вы не учли погоду. Когда же они узнали, что в цехе рассказывают что-то, — пришли в цех. А предложи им завтра что-нибудь опять новое — они забудут сказки и займутся другим. Вы, Светлова, для них только средство, и скорее они подчиняют вас себе, чем вы — их.

И вдруг Галина улыбнулась.

— А ведь вы это правильно сказали, начальник, — она одобрительно взглянула на Белоненко. — Они и сами не знают, чего хотят. А мне скучно, и я должна что-нибудь выдумывать. А теперь мне это тоже надоело. Пусть делают что хотят. Бригадир им сказочки рассказывает, — холодно взглянула она в сторону Марины, — думает их купить своими сказочками… Пусть попробует. Только ничего у нее не выйдет. А сказку эту она совсем не так рассказала, как написано в книге. Зачем ты все переврала? — уже прямо к Марине обратилась Светлова. — Улетает Синяя Птица, и все в хижине остается по-старому.

Она внезапно оборвала свою речь, отвернулась от Марины и быстрым движением набросила на голову платок.

— Разрешите мне уйти, начальник… Не интересует меня все это…

Несколько секунд Белоненко словно бы раздумывал. Потом расстегнул пуговицы плаща и достал из внутреннего кармана конверт.

— А это вас интересует?

Галина шагнула вперед. Платок соскользнул и упал.

— Что?.. — прошептала она, широко открыв глаза. — Это — мне?

— Вам. От отца. Получите, — он протянул ей конверт.

Она боязливым жестом взяла письмо. Руки ее дрожали.

— Вы меня для этого?.. — тихо спросила она.

Он кивнул головой. Она повернулась и пошла к двери, наступив на упавший свой платок. Дверь скрипнула да так и осталась полуоткрытой.

— …Скажи мне, Маша, что он за человек — капитан Белоненко?

Они сидели на крыльце барака, на верхних ступеньках, — место, ставшее для них излюбленным.

Уже давно прозвучал отбой. В бараках было тихо. Дождь все не переставал, и воздух казался насыщенным влагой и холодом.