Сергей Сергеев-Ценский - Том 4. Произведения 1941-1943

Идти, впрочем, можно было только вначале, пользуясь мелколесьем, а потом ползти, как пришлось ей это делать во время боя.

Теперь, когда бой утих, задача показалась ей легче и проще. Как-то не хотелось ей даже и думать, что каждая пядь земли кем-то там, в занятой фашистами деревне, просматривается в бинокли, подобные назимовскому; в то же время она подползала к танку — чуть редел туман, — пустив в дело всю свою хитрость.

Только лисица могла бы так подкрадываться к барабанящему лапками утреннюю зорю зайцу, как она подкралась, наконец, к танку, припавшему на правый бок и искалеченному снарядом.

Была какая-то смутная радость от удачи, что добралась незаметно для врага, и в то же время ныло сердце: а вдруг командир прав, и в танке или никого уже нет, или только лежат убитые? Тогда напрасно, значит, она и пустилась на такой риск.

Люк был сворочен. Она влезла на танк. Трое танкистов лежали окровавленные, скорчившись и без движения. Значит, напрасно ползла!

Все-таки, может быть, кто-нибудь из них жив еще… И она начала поочередно трясти их за плечи. Не напрасно: один застонал, не открывая глаз!

Двое других были убиты, но третьего, тяжело раненного, Зина вытащила из танка. Он открыл глаза, посмотрел на нее мутно и удивленно, потом застонал от боли.

— Молчи! — приказала она ему.

Туман отползал, наползал, и вместе с ним могли наползти и враги.

Действительно, ей удалось дотащить танкиста только до кучки почерневшего от дождей сена, как возле танка, шагах в пятидесяти от сена, выросли трое фашистов.

Один из них влез на танк и, повернув винтовку прикладом вниз, несколько раз подымал и опускал ее яростно: умерщвлял мертвых. Слышны были глухие звуки ударов даже и танкисту, не только Зине. Он сказал с усилием, полушепотом:

— Вот так… и нас с тобой… убьют… Ты застрели меня… а сама беги!

— Ничего, молчи, — прошептала она ему на ухо. — Не заметят!

Всем юным существом своим она верила в то, что не заметят, ни за что не заметят, уйдут дальше… И то, во что так сильно верилось, случилось: фашисты пошли в другую сторону, и тут же нахлынула новая волна белого, как вата, тумана. Тогда она захватила правой рукой правое же плечо танкиста и потащила его к своим. Когда он стонал, она зажимала ему рот и шептала:

— Молчи, сейчас будем дома.

Однако это «дома» было за полтора километра, и несколько часов тащила Зина, как муравей свою ношу, раненого сначала под прикрытием тумана, а потом, когда туман поднялся, по мелколесью.

Здесь она даже рискнула взвалить танкиста на плечи, чтобы было поскорее, а когда он застонал при этом сильнее прежнего, сказала, совершенно так же, как говорила младшему братишке — в то время, когда ей самой было двенадцать лет:

— Молчи, а то шлепка дам!

И она принесла его, к удивлению всех, а больше всех — старшего лейтенанта Назимова, уже считавшего ее погибшей.

Уложив спасенного поудобнее, она сделала ему, как умела, первую перевязку, чтобы потом передать его врачу.

— Да вы знаете, Зина, что вы совершили? — с торжественным вопросом обратился к ней Назимов.

— Знаю — разведку, товарищ старший лейтенант, — догадливо ответила «хитрая девчонка».

1942 г.

Это было в начале войны, в июле, когда немецкие войска вторглись в пределы Украины, наполняя ревом несчетных самолетов и танков небо и землю.

Заняв утром очищенное ночью нашим отрядом село Вербки, командир одного из пехотных немецких полков, барон Гебзаттель, получил от своего высшего начальства три часа на отдых и завтракал с несколькими из своих офицеров в хате сельсовета.

Это был длинный и с вытянутым лошадиным лицом человек, державшийся важно и говоривший наставительно, но в то же время возбужденный и успехом своего полка и вином, которого было достаточно на столе.

— С сегодняшнего дня, господа, мы уже не в Западной, а в Восточной Украине, то есть давно уже советской, — говорил он, — однако нам очень хорошо известно, как украинцы настроены против русских… В восемнадцатом году они ведь вполне были уверены, что получат полную независимость, а получили от русских большевиков советы! Вы, разумеется, знаете, что они не примирились с этим, а я скажу больше: они ждут нас, как своих избавителей. Они помнят, как мы дали им гетмана Скоропадского в восемнадцатом году, как мы поддерживали их Петлюру… А я, я лично, должен вам сказать, знаком был с вопросом о свободной Украине еще с пятнадцатого года, когда был лейтенантом, и никто другой, как мой дядя, генерал от кавалерии в отставке, был тогда председателем немецко-украинского общества… Еще бы, да я отлично помню, как торжественно открывалось это общество и как оно называлось даже… Признаться, несколько длинно, но… вразумительно, а именно: «Союз германских ревнителей украинских освободительных стремлений». Да-да, — пытаясь улыбнуться, показал барон желтый оскал крупных зубов, — мы уже тогда были заняты теми самыми вопросами, которые решаем так блестяще теперь благодаря нашему фюреру!

— Хайль Гитлер! — хором отозвались на это офицеры, чокаясь с ним и друг с другом, а барон Гебзаттель продолжал:

— Я присутствовал на открытии общества. Это было не где-нибудь в частном доме, а в зале ландтага и при очень большом стечении публики. Открывал собрание мой дядя собственной речью. На мой современный взгляд, он много говорил лишнего — можно было бы короче и энергичней, — но тогда шла ведь еще война и положение было не вполне определенным… Конечно, и украинская история упоминалась, и литература, и искусство, и прочие скучные вещи, — без этого тогда было нельзя, — наконец, дошел он до экономики Украины, что было гораздо существенней, а главное, говорил о том, что совершенно необходимо нам, германцам, восстановить ее государственную самостоятельность. «Восстановить» — это, конечно, говорилось для приличия, только по требованию момента… После моего дяди с обстоятельным докладом выступил австрияк, доктор Левицкий, — кажется, не ошибаюсь… Помню такую фразу из его речи: «Украина — экономический хребет России!..» Еще бы не хребет! Криворожская руда, донецкий уголь, пшеница, породистый скот из немецких колоний… Еще бы не экономический хребет!.. Потом показывались световые картинки: города, села, виды и типы Украины, — это произвело впечатление на публику. Не обошлось, разумеется, в докладе и без кружев и прочего рукоделия, это уж специально для дам: вот, дескать, какие у вас будут искусные работницы!.. Через два-три года мы имели возможность убедиться в том, что это за богатая страна, когда ее завоевали. Тогда нам не удалось удержаться в ней, — что делать, зато теперь… теперь мы останемся здесь навсегда!