Ефим Дорош - Дождливое лето

Колхоз каждый день сдает государству в счет поставок сливки. По триста граммов молока получают на трудодень колхозники. Есть в хозяйстве и обрат, и творог, необходимые молодняку.

А трешки и пятерки, над которыми, как барин, посмеялся председатель Райгородского райисполкома, это те наличные деньги, какие очень нужны колхозу, особенно сейчас, когда еще ничего не поспело и продукции на продажу, кроме молока, почти никакой нет. Из этих денег Николай Леонидович выдает ежемесячно колхозникам авансы на трудодни, из них оплачивает он расходы по строительству скотного двора. Но Фетисову до всего этого нет дела, он озабочен лишь тем, чтобы выполнить, а то и перевыполнить свой районный план. Разумеется, это похвально, однако государственный план рассчитан на все колхозы района. В сущности, повторяется старая история — вместо того, чтобы помочь отстающим колхозам повысить удои, председатель райисполкома нажимает на те колхозы, где с молоком лучше. На последнем районном совещании он назвал торговлю молоком на рынке, которую практикует наш колхоз, занятием антигосударственным. Это ведь уже не только насмешка, а серьезное обвинение.

Удивляешься легкости, с какой иные товарищи произносят эти слова, означающие, что лицо, к которому они обращены, обвиняется в тягчайшем из преступлений — в деятельности, направленной против государства. Удивляешься и тому, что человек, работающий в аппарате сельского района, не задумался над следующими обстоятельствами.

Торгуя молоком на рынке — после того, повторяю, как он продал его государству в том количестве, в каком обязался, — Николай Леонидович значительно сбил цену, на чем выгадали городские рабочие и служащие.

Правда, это могли бы сделать и государственные магазины, если бы к ним попало молоко из нашего колхоза. Впрочем, едва ли могли, потому что у них нет необходимого холодильного оборудования, чтобы хранить молоко, и в магазинах здешних оно продается скисшим, отчего они терпят убытки.

Далее, аккуратное авансирование колхозников из рыночной выручки безусловно сказывается на производительности их труда. Наконец, механизированный скотный двор, строительство которого ведется сегодня на эти же деньги, позволит в недалеком будущем еще больше производить молока.

По-моему, во всем этом государство чрезвычайно заинтересовано.

И если так пойдет дальше, то года через два или три наш колхоз будет все молоко продавать государству. Иван Федосеевич, например, ни молоком, ни мясом, ни овощами и картофелем на рынке не торгует, потому что производителю большого количества продуктов удобнее и выгоднее вести дела с государственными организациями. Вот я и думаю, что председателю райисполкома, если он хочет быть государственным деятелем, надо всемерно содействовать тому, чтобы все колхозы достигли такого же уровня, а не запрещать им торговать на рынке.

Я убежден, что районный колхозный рынок в его нынешнем виде, где колхоз, у которого сотни две дойных коров, кружками продает молоко, подобно бабе-молочнице, где колхозница теряет целый рабочий день из-за корзины огурцов и нескольких пучков моркови, — что такой рынок, хотя он и весьма живописен, со временем исчезнет. Как-то не совмещается архаичная эта торговля с механизированным производством.

Однако завтрашний день творится сегодня.

В прошлом году у нас был небывалый урожай трав и погода, по счастью, была редкостная, так что сена накосили очень много. Наш колхоз даже продал куда-то тонн триста, попросту сказать — разбазарил. Товарищи рассудили, что если сено в стогах держать, мыши попортят.

А нынче и травы хуже, и дожди, что всего страшнее, грозят сорвать заготовку сена. Ничто не обещает пока что перелома в погоде.

В сельском хозяйстве подобные случаи часты. И об этом надо было думать. Надо было не продавать сено, — Иван Федосеевич об этом говорит: «Кошка мясом не торгует», — а прессовать его и хранить про запас. Однако почему-то так получается, что товарищи, легко обвиняющие других в антигосударственной практике, никогда не думают о завтрашнем дне, не заглядывают в будущее, не умеют предвидеть, хотя именно это свойство и есть одно из проявлений государственного подхода к делу.

Николай Леонидович хотел было запрессовать сено, но не мог достать пресса — в районе нет ни одного. А в Фетисове, озабоченном одной только текущей сводкой, не сыскалось обыкновенного здравого смысла, простой крестьянской расчетливости, чтобы раздобыть где-нибудь несколько прессов и организовать в колхозах прессование сена.

Следовало бы председателю райисполкома взять на себя заботу и об увеличении производства кормов — собрать знающих людей со всего района и поговорить о способах, какими можно улучшить здешние луга.

Фетисов, я думаю, знает, как бедны иные из этих лугов. Слышал он, надо полагать, и о том, что существуют на свете заливные луга с редкостными травостоями. Быть может, ему известно, что обильные травы эти урожаями своими обязаны илу, который ежегодно по весне оставляют на лугах полые воды. Но озеро Каово на сотни лет обеспечено запасами ила. Здешняя машинно-мелиоративная станция располагает землесосом, который почти бездействует, а мог бы, взяв на себя обязанности природы, заливать илом луговые угодья.

Где-то вот здесь вижу я настоящее служение государству.

Воздух насыщен мелкой водяной пылью. Она ложится на горячий асфальт, по которому ходят дорожные катки, и с шоссе, покамест я иду вдоль него, доносится шипение, похожее на то, какое бывает, когда хозяйка, послюнив палец, пробует, горяч ли утюг. И сами катки — жаркий тускловатый глянец их стальных валов — напоминают хорошо разогретый утюг, когда он вскинут ловкой, сильной рукой и зеркально поблескивает скользким своим подом. Может быть, поэтому мне начинает казаться, что сырость и слякоть — от большой, предпраздничной уборки. Тем более что и город, словно его распороли по шву, чтобы простирнуть, выутюжить и снова сшить, разрыт вдоль от начала и до конца. Вся мостовая на главной улице вскрыта, — машины пущены в объезд. В черном чреве земли работают мокрые люди, готовят основание под асфальт.

Пробираюсь по холмам, выросшим на месте тротуаров.

Иду мимо желтого здания, явно перестроенного из церкви, где помещается студенческая столовая, — рядом ведь находятся оба техникума. И вдруг вспоминаю забавную историю, связанную с этой церковью.

Я прочитал ее в воспоминаниях местного летописца, угожского крестьянина, и настолько хорошо запомнил, что приведу почти дословно.

Прихожанин этой церкви купец Титов, движимый заботой о благолепии храма, устроил здесь и велел вызолотить резной иконостас, для которого заказал прекрасные живописные образа. На это вознегодовал И позавидовал другой прихожанин, тоже богатый купец, Плешанов, который, чтобы скрыть живописные достоинства икон, подаренных Титовым, и тем самым как бы принизить значение подарка, сделал для них серебряные позлащенные ризы. Тут в свою очередь вознегодовал Титов и устроил еще два иконостаса, во всем подобные первому, но с серебряными позлащенными ризами. При этом он работой опередил Плешанова.