Сергей Сергеев-Ценский - Том 8. Преображение России

— Верховых!.. Иноходцев! — оживилась Наталья Львовна.

— Ну вот!.. Значит, есть у меня теперь линия, куда гнуть!.. Вот я о чем говорю.

— А пятьдесят тысяч?

— Пятьдесят не пятьдесят, — найдем!.. Для такого дела деньги добудем.

— И это не какие-то «большие планы»?.. Это просто «так»?

— Большого ума не потребуется… Спокойным манером сделаем… Только — свой во всем глаз нужен… Конечно, ежели управляющему довериться, — в трубу пустит!

— Кто же отдаст доходное имение в аренду?

— Вот на!.. Мало таких, что землю имеют, а она им ни к чему?.. Им бы только пользу какую с нее взять, а не убыток… Недалеко ходить — Гречулевич…

— Что, — Таш-Бурун у него возьмем?

— Зайцев на нем гонять?.. Ничего нет на Таш-Буруне этом, кроме все того же камню… А с камнем решили кончать.

— Да, раз камень — дело тихое… А завод?.. Вы знаете Круппа?

— Это орудия? — Макухин улыбнулся. — Орудия на частных заводах не делают… Частным людям они ни к чему: это не ситец.

— А как же… мне говорили сегодня… один человек хочет непременно, как Крупп… и Демидов… Ружья и пушки… Главное — пушки… Но это же глупость, конечно!.. Разумеется, это не ситец… Значит, имение… Решено!.. Чем же плохо имение?.. Отлично!.. Возьмем имение.

— Папашу туда захватим… Он — человек военный, — полковник… Таких хозяйство любит.

— И Алексея Иваныча!.. Алексей Иваныча непременно!..

— Да уж этому, убогому, теперь, конечно, куда же еще?.. Неминуемо, к нам. Он уж нам в порядочную копейку вскочил, и еще вскочит… Однако, — человек безобманный… Я к родному брату веры не имею, а за Алексеем Иванычем этим только смотреть, чтобы не напутал чего, а верить можно.

Вошел коридорный. Макухин заказал ужин и самовар, и только тут вспомнила Наталья Львовна, что она с утра ничего не ела, и почувствовала голод, и когда коридорный сказал свое: «Сию минуту» — и ушел, она подошла очень близко к Макухину, положила руки ему на плечи, очень долго разглядывала его, точно увидела впервые и точно не был даже он человеком, — и сказала вдруг:

— А акции?.. Частных пушечных заводов у нас нет, конечно, но зато должны быть акции… ведь так?

— И что же с этими акциями? — улыбнулся Макухин. — Купил их и смотри на них?.. Какая же тут от денег польза?

— Ну да… в самом деле… Дело тихое, — не снимала она рук с его плеч и все разглядывала его, как сквозь невидную лупу. — Сколько-нибудь там процентов в год…

— А может, и никаких! — улыбнулся Макухин, очень неподвижно держа все тело, точно боясь пошевельнуться. — Куда же лучше из своих рук глядеть!

— Из своих?.. Да! — Она заломила свои пальцы за его спиной, посмотрела на них и добавила очень оживленно: — Он потерял пятьдесят тысяч, а мы найдем, — правда?.. Он потерял, — и отлично!.. Пусть!.. Я очень рада!.. А у нас будут!.. Будут? Да?..

— Разумеется, будут, — очень близко от ее губ шевельнулись усы Макухина.

— Только нужно будет… обрить это… это… — кивнула она на выхоленные, с подусниками, важные золотые усы. — Это совсем не нужно… и… и некрасиво совсем…

И, заметив, как, откачнувшись, поморщилась она болезненно, Макухин отозвался с большой готовностью:

— Разумеется… Что ж… Для дела надобности большой в этом нет.

И точно именно эти его слова и было последнее, что нужно было бросить в тонкую уже стенку между нею и им, чтобы вся до последнего камешка рассыпалась она.

Наталья Львовна порывисто бросилась к нему, очень крепко прижавши к своей щеке его угловатую голову с прочным лбом…

И потом, когда принесен был ужин и самовар, долго, очень долго тянулся в номере Натальи Львовны путаный, перебойный разговор, полудетский, полувзрослый, капризно-деловой, серьезный и ненужный, очень сложный, но отнюдь не утомительный для Макухина, — разговор об имении, каменоломнях, аренде, Круппе, акциях, пшенице, тысяче десятин под яровым посевом, иноходцах, Ване Сыромолотове, Алексее Иваныче, но больше всего об Илье.

— Ничего!.. Хорошо!.. Пусть!.. Мы ему покажем! — говорила она решительно и задорно.

Потом непонятно для Макухина плакала, и он гладил ее по вздрагивающей спине с сутулящим ее мослачком и бормотал:

— Ну к чему же это?.. Зачем же теперь?.. Совсем ни к чему!..

И она тихо и отданно прятала заплаканное лицо под его свежевыбритым подбородком…

Из ее номера в свой Макухин вышел только в десять часов утра на другой день.

Дней через восемь после своей ночной беседы с Макухиным зашла к Алексею Иванычу Наталья Львовна.

От ходьбы ли с последней остановки трамвая, или оттого, что хорош, ясен был день, она была очень оживлена, сразу нашла Алексея Иваныча очень поздоровевшим и сама показалась Алексею Иванычу гораздо свежее, чем раньше.

— Мы решили бросить свои каменоломни и взять большое имение в аренду! — сразу и весело начала она, когда Алексей Иваныч — по-своему, неопределенно — спросил ее, что она и как.

— Вы решили?.. Кто такие «вы»?.. Простите!.. И какие же это ваши каменоломни?

Но тут же вспомнил, что и «мы» и «каменоломни» значит — Макухин, ее жених, и сказал еще раз:

— Простите!

Ее затейливая зимняя шляпка с белым крылом затеняла в нем ту, прежнюю Наталью Львовну, в котиковой шапочке, в кипарисах, в солнечной неге, на даче, над голубым морем, — и она уж не сутулилась, как прежде.

Она держала голову прямо, и появилась новая, почти мужская, осмысленность в ее глазах, теперь что-то видевших ясно (прежде не было этого) и видевших далеко вперед.

День был теплый, тихий, — снегу все не было, и они не сидели в комнате, а гуляли в саду, очень прибранном больными, и подробно рассказывала Наталья Львовна, почему иметь каменоломни гораздо менее выгодно, чем арендовать имение, а Алексей Иваныч слушал с явной тоской, точно слышал о тяжкой болезни кого-то, с кем он сроднился, и вставлял односложно:

— Что ж, конечно… Имение, да… Это совсем хорошо: имение.

И почему-то вспомнил Павлика.

— Что-то теперь делает наш Павлик бедный!.. Или уж умер?

— Павлик умер?.. Что вы!.. Павлик мне недавно письмо прислал… То есть прислал письмо отец, а в нем была и от Павлика страничка… Поправляется!.. И даже шафером был у Ивана на свадьбе!.. Помните — старик — садовник с нашей дачи?.. Женился, представьте!

— Женился? — оторопел Алексей Иваныч. — Как же… помню Ивана…

— И у меня, знаете ли, мысль: если дело с имением у нас сладится (я думаю, что сладится: есть уже подходящее и не так далеко отсюда), я возьму туда Павлика, — пусть ковыляет там… Молоком парным буду его отпаивать, — авось, отпою… А то что же он там один, — бедный!

Алексей Иваныч глянул на нее благодарно:

— Это вы хорошо!.. А как же море и горы?.. Ведь там не будет?

— Ничего… весной и в деревне отлично… И вас мы думаем тоже туда.