Антон Макаренко - Том 5. Книга для родителей

Мы говорим с глазу на глаз. А в таких случаях легче говорить друг другу правду. Сильнее всего вас притягивает к себе тип «Д», хотя иногда вы и отворачиваетесь от него с отвращением. Но такова уже слабость человеческая, известная еще со времен святого Антония. А так как пороки всегда умнее добродетелей, что блестяще доказано товарищем Салтыковым, то и ваш ум приходит на помощь и подсказывает коварно: наговорить, конечно, можно разных словечек, от которых на десять верст несет осуждением. Сказал человек слово «кутежи», и всем страшно стало, а почему непременно кутежи, и кто теперь кутит, да и когда кутить? Но иметь на столе хорошую бутылку вина, в торжественных случаях бутылку «Абрау» совсем не плохо. И если раза два в шестидневку собрать веселых друзей, расположить их милым веночком вокруг накрытого стола, а на столе поставить лучшие эталоны Наркомпищепрома, выпить и закусить, конечно, не до положения риз, а только до «весел бесконечно», какой здесь грех? Или собраться в ресторане… Эх! Все-таки приятное это дело. Или почему «роскошь»? Что такое роскошь? Скажем, кабинет в 30000, роскошь или не роскошь? Но он же продается? Его можно купить. И вообще, кабинет отнюдь не роскошь. И издания Академии, выстроенные нарядными корешками от неба до земли, тоже не роскошь. И не тщеславие, потому что все равно никто не верит, что хозяин читает эти книги. Это просто изящно.

Такое же словечко «чванство». Его давно уже произносят, это словечко, и, конечно, это нехорошо чваниться. Но кто же чванится? Никто. Просто при помощи этого слова счеты сводят с теми, кто на деле, по-настоящему, практически ведет борьбу с уравниловкой. Когда у человека заслуженная, конечно, квартирка из нескольких комнат, обстановка, несколько костюмов, из которых один заграничный, библиотека и подобранные, соответствующие кадры друзей, когда у жены имеется китайский или японский глубокого синего цвета халатик, когда уже сильно пахнет бензином от приближающегося собственного авто, когда и казенный автомобиль к вашим услугам, когда летом вы имеете возможность дышать не стандартным городским воздухом, а только что изготовленным специально для вас дачным нектаром — когда все это налицо, естественно, у вас появляется и подходящая осанка, и мысль ваша работает смелее, и язык приобретает склонность к уверенному изречению, и вообще нет никакого сомнения в том, что вы существо избранное, отмеченное природой. Пожалуйста, носите это существо с достоинством, не цепляйтесь боками за потертые бока обыкновенных смертных, не заводите уравниловки.

Собственно говоря, ничего нельзя возразить против такой речи. Опасное обилие может быть заслужено вами, может быть не заслужено вами, но едва ли оно испортит вас еще больше. Хорошо уже то, что вы довольны. Может быть, хорошее настроение поможет вам лучше делать то дело, которое вам поручено.

Но… у вас есть дети. Они тоже живут в волнах этого чрезмерного изобилия, они тоже поглощают его без меры и логики, они тоже приобретают уверенность — в особом предназначении, и, честное слово, это недалеко ушло от теории голубой крови.

Ваши дети, воспитанные в практике неоправданных потребностей, безудержного и пассивного потребления, к каким берегам придут с возрастом, к каким должны готовиться трудным испытаниям? Но даже и не это самое важное. Какую идеологию вы дадите вашим детям, к какой человеческой истории вы их приготовляете?

Слабые взгляды некоторых не могут оторваться от типа «Д», тем более что кое-кто уже наблюдал такую жизнь и позавидовал ей.

Это не наша жизнь; если она, правда, чрезвычайно редко у нас встречается, то это не больше, как случайность и неопасные фурункулы на нашем теле. Они быстро проходят, и иначе быть не может.

Но стремление к такому типу встречается. Иногда оно начинает реализоваться, обычно осторожно, с невинной миной на лице. Просто появляется какой-нибудь японский халатик глубокого синего цвета, потом другой, третий. На библиотечных полках все прибавляется и прибавляется корешков «Академии», хотя все окружающие прекрасно знают, что никто в доме этих книг не читает. Это никого не смущает — здесь тщеславие уже начинает сбрасывать пролетарскую спецовку и показывается в открытом виде. Из других аксессуаров раньше всего появляется чванство, самая глупая форма поведения в наших условиях и в то же время самая трагическая, ибо что может быть трагичнее одиночества идиота, воображающего, что он отмечен перстом провидения. все равно наступит момент, и его отметит другой перст, гораздо более справедливый и реальный — перст советской печати и общественного мнения. И тогда крышка, выражаясь тривиально.

Если даже вам нравится такой тип семьи, вспомните о ваших детях. (Представьте себе: они тоже живут… одно слово далее неразборчиво)

Что сказать о других семейных типах?

Нельзя, конечно, возражать против вкладов в сберкассы, нельзя возражать и против типа «В», когда все довольны и ничего больше не нужно, но можно возразить против нравственной картины такого «благополучия».

Разрешите нам быть поклонниками типа «А».

Мы не возражаем и против типа «В» и против типа «Г». Пожалуйста, складывайте ваши деньги в сберкассе, это во всех отношениях полезно, но сделайте милость, не консервируйте вашей личности и личности ваших детей «в полном удовлетворении». Пусть в вашей семье всегда будут налицо неудовлетворенные потребности, пусть они волнуют и беспокоят вас, пусть впереди у вас стоит что-нибудь малодоступное, требующее борьбы, напряжения, труда или осторожности. Может быть, и Яша из книги А. Барбюса хотел бы иметь отдельную комнату, но ее не имеет, и это прекрасно.

Такой стиль семьи нелегко организовать, ибо для этого требуются и пристальное внимание к способностям, и постоянна филигранная работа над потребностями. Ведь те самые, которые всем довольны и пользуются «идеальным благополучием», скорее всего, по уровню своих потребностей стоят очень невысоко.

…Оксана завертела ручкой крана, разливая чай в наши чашки. Но строгий порядок за столом в этот момент как-то расшатался, и последний удар ему был нанесен Марусей. Она стояла за своим примостком, пялилась большими глазами на отца и запищала:

— А сказку? А ты что говорил? Про медведя говорил.

Все быстро оглянулись на Степана Денисовича, и все глаза и глазенки требовательно и с увлечением заулыбались.

Очевидно в том, что сказка сейчас начнется, ни у кого не было сомнений, потому что все ребята захватили в руки чашки и порции коржей и передвигались на скамьях ближе к батьке. За помостком Маруся заявила протест:

— Не закрывайте! Не закрывайте! Витька, уходи, чего ты закрываешь!