Николай Корсунов - Мы не прощаемся

Много из этого отошло на тыловые позиции, в резерв. Первоклассного армейского радиста в прошлом, отличного заведующего колхозным радиоузлом год назад избрали в секретари. «Сами избрали, не просился. Ошибаюсь? Помогите! А так, с кондачка, нечего... Так любого можно в гроб вогнать...»

Владимир Борисович прижал ладонь к груди: в ней покалывало, будто ледяной воды перепил.

Дома тоже не легче. Ложась спать, Ульяна повернулась к нему спиной и дудела, наверное, час, а то и больше.

— Где тебя черти носят по ночам? И ведь каждый день! Это жизнь?! Это каторга сплошная. Кому скажи, мужик от дому отбился — засмеют. Или я, или...

В общем, дудела, пока самой надоело, пока сон не сморил. Тошнехонько же было Владимиру Борисовичу сосуществовать с ней в этот ночной час. Разве втолкуешь ей, что и без ее красноречия ему шут знает как тяжело!

Зная манеру Грачева вызывать провинившихся часа за два до начала рабочего дня, Савичев выехал с криком третьих петухов. Машину вел осторожно — после дождей и туманов сразу ударили хотя и не крепкие, но устойчивые морозы, и земля покрылась тончайшей корочкой льда. В свете фар казалось, будто ее только что облизали и поэтому она так блестит.

«Да, придется, наверное, нашей скотинке лизать этот пузырь, — подумал Савичев, прикидывая, что зимовка еще и не началась, а пастбища уже закрылись, стало быть, готовь корма, которых и без того в обрез. — Неужто не растает? Или и вовсе снегом завалит? Рано, ой, рано, зимушка!»

На темной дороге там и сям белели вымерзшие лужицы, похоже было, что кто-то неаккуратно вез молоко и расплескал его по всему пути. Сухой ледок луж трещал под колесами, как яичная скорлупа, вызывая у Савичева неприятное ощущение, он старался объезжать эти белые пятна.

Как и ожидал Савичев, Грачев уже был в своем кабинете на втором этаже. Через незашторенные окна была видна яркая люстра.

Савичев вошел в подъезд. Со второго этажа по лестнице спускалась уборщица с ведром и веником.

— Здесь?

— Здеся!

Тяжело поднимаясь по ступеням, он повторил мысленно: «Здеся!» Значит, не нашенская. Где же так говорят? Кажется, в Белоруссии. Или на Рязанщине? Откуда только ни ехал народ во время освоения целины!»

Приподнявшись, Грачев подал Савичеву руку и усадил рядом с собой на тугом, непродавленном диване.

— Ну, рассказывай, как там у вас?

— Гололед.

— Так...

Каждый из них понимал, что мысли и у того, и у другого гуляли в ином направлении, что это — вступление к долгому и трудному разговору.

Савичев из-под ломаной брови выжидательно посматривал на чисто выбритое лицо соседа и отмечал, — в который уж раз за последнее время! — Грачев умел прятать чувства. Единственное, что его иногда выдавало, это сухой блеск глубоко посаженных глаз. О Грачеве Савичев наслышан был давно, его имя часто мелькало на страницах газет. Он — первый в области председатель-тридцатитысячник. В разваленном колхозе развернул мощное строительство, за короткий срок возвел стандартные коровники и свиноферму, первым в районе наладил электродойку коров. Потом Грачева назначили директором МТС, здесь он первым в области организовал работу тракторов по часовому графику, выдвинул идею объединения тракторных и полеводческих бригад в одну, комплексную... После передачи техники в колхозы возглавил сельхозинспекцию, позже приехал в Приречный как зампредседателя райисполкома. А теперь вот...

У Степана Романовича часто возникали идеи.

Недавно производственное управление запретило сдавать скот на мясо. Дескать, план по мясу и управлением, и областью уже выполнен, а вот по наличию поголовья — нет. Стало быть, «сдаточный контингент» надо попридержать, чтобы он числился на начало года, чтобы план был в ажуре. А чем кормить этот «контингент»?

Подобная комбинация была для Савичева вовсе не нова. В прежние времена он, стиснув зубы, шел на нее. А сейчас восстал: до каких пор! И написал об этом в «Известия». Конечно, газета не в силах напечатать все письма, его, савичевское, она могла переслать в обком. Из обкома позвонили или командировали инструктора в Приречный...

Но Грачев пока ни словом не обмолвился о письме. Он расспрашивал о пустяках, будто только для этого и вызвал Савичева во внеурочный час. Потом подошел к большой карте района.

— Видите? Государство! А лет через десяток... Вот здесь будет мощный элеватор. Вот здесь, — Грачев небрежно тыкал карандашом то в одно место на карте, то в другое, — здесь начнем разработки цемента...

Он рисовал перед Савичевым картины будущего, а тот недовольно покручивал кончик уса и без нужды поправлял жидкие кольца чуба на большом морщинистом лбу.

— Мне очень приятно слушать, Степан Романович. Но, может быть, ты скажешь, зачем вызывал?

Грачев засмеялся:

— Вижу, цените свое время! Вы бригаду лесорубов послали в Башкирию? Отзовите немедленно, пока по штанам вам не надавали.

— Но ведь нам строить надо! Столько стен поднято! Коровник, три овчарни, десять домов. А снабженцы... — Савичев махнул рукой.

— Если все будут толкачей слать, то... В общем, по-товарищески советую: отзовите.

Савичев поднялся с дивана.

— А я-то думал, что по другому поводу...

— По поводу письма? — Грачев небрежно, с улыбкой пододвинул Савичеву сколотые листы. — Копия. Знакомился. Излагаете как будто здраво. И все же напрасно писали вы, Павел Кузьмич. Я же вам говорил, что за это нас никто не попрекнет: план по мясу перевыполнен.

— За счет зимней сдачи отощавшего скота?

— Было такое, согласен. — Грачев потер ладонью скулы. — Хотя и отощавший, но сдали, не допустили массовой гибели.

— И нынче будем полудохлый сдавать.

— Возможно. Какую-то часть. А как бы вы поступили на моем месте?

— Сдавал бы скот, пока он упитанный, не тратил бы на него наши дефицитные корма.

— Все просто, как дважды два... А кто будет государственный план по развитию поголовья выполнять? Или для нас законы не писаны?

Грачев видел, что Савичева не переубедить, что тот и без его слов хорошо понимает всю щекотливость обстановки. И сейчас он даже завидовал Савичеву: тот отвечал лишь за колхоз, за один-единственный средней величины колхоз.

«Направо пойдешь — коня потеряешь. Налево пойдешь — назад не вернешься. Прямо пойдешь — сам погибнешь...» Грачев прикрыл рукой глаза. Тень от руки резче обозначила складки по углам рта, ложбинку подбородка. «А ведь он уже далеко не молод!» — с внезапным сочувствием отметил Савичев.

После некоторого молчания Грачев сказал:

— Тебе трудно понять мое положение... Ездил я к соседям, в Российскую Федерацию, обещают помочь кормами. Дают десять тысяч тонн соломы... Из южных районов области тоже возьмем...

— За морем телушка — полушка, да рупь перевоз. Центнер сена или соломы будет дороже центнера мяса.