Антон Макаренко - Том 7. Публицистика. Сценарии

Многие рабочие в Советском Союзе напишут не одну книгу о людях и коллективах, в которых советский человек проявляет свою индивидуальность.

Возвращаю историческую повесть А. М. Волкова «Первый воздухоплаватель», присланную мне для отзыва.

1. Как видно из заявления т. Волкова, повесть была им представлена в Детиздат, в общем там одобрена, но автору все-таки было отказано во включении ее в план издания 1938 г.

Мое мнение о повести следующее.

Она обладает несомненными достоинствами, а именно:

В повести прекрасно передан колорит елизаветинского времени, но действующие лица не обеднены, не нагорожено никаких лишних ужасов, люди живут и работают с той необходимой долей энергии и оптимизма, без которых, конечно, невозможна человеческая жизнь. Тема повести, отраженная в самом заглавии, передана на интересной фабульной сетке, что совершенно необходимо в исторической книге для юношества. Сюжет построен на хорошей политической канве, без преувеличений и голого социологизирования, поэтому в повести техническая тема не глядит обособленной от жизни. Фабульная интрига проведена в очень жизнерадостных, напряженных линиях, в повести много и юмора. Язык не испорчен никаким стремлением к натурализму. Все лица очень живы, в особенности фигура Елизаветы Петровны, Шувалова, коменданта Шлиссельбурга, старшего тюремщика, сыщиков и других.

К недостаткам повести отношу:

1. Экспозиция растянута и слабо связана с основной темой.

2. В истории не было такого случая, когда бы узник вылетел из Шлиссельбурга на воздушном шаре, поэтому необходимо переменить место действия, Шлиссельбург для этого слишком историческое место.

3. Фигура коменданта для Шлиссельбурга слишком комична, в таком месте, разумеется, правительство держало более солидных людей, более способных быть настоящими тюремщиками.

4. Действующие лица бедно показаны в зрительном отношении, не описаны лица, другие индивидуальные отличия.

5. Одна из главных фигур — Гаркутный — не выдержана в основном тоне: вначале это разбойник и протестант, потом простой солдат, слишком ручной и покорный.

6. Почти совершенно нет пейзажа.

7. Конец повести требует более ясного определения. Если продолжения не будет, надо указать, куда делся вылетевший из крепости узник. Если будет продолжение, нужно об этом сказать.

Все эти недостатки легко устранимы. Из беседы с автором я выяснил, что он сам легко это может сделать и нуждается в самой небольшой помощи редактора.

Мое мнение, что повесть должна быть отнесена к числу хороших повестей для юношества и даже для среднего возраста. Она и не пытается дать большой художественный анализ середины XVIII в., но небольшую тему о начале воздухоплавания она разрешает на правильном историческом фоне, разрешает очень живо, в сравнительно остром сюжетном движении. После некоторых исправлений, которые автор легко сделает, она обратится, безусловно, в одну из лучших книг для юношества. Думаю, что издание книги нельзя откладывать: историческая литература для юношества у нас не так богата.

А. Макаренко

Прочитал эти две вещи и вспомнил Ваше «Счастье». Какая огромная дистанция. Тут и намеков на личное счастье нет. Ибо такого счастья сейчас нет в природе. И его не может быть, пока есть хоть один «несчастненький» (русское простонародное выражение), пока в человеческом обществе господствует злоба и ненависть, пока (человек человеку — волк). Но нельзя отнимать у человека мечту о счастье, когда в жизни установятся «мир и любовь». Нельзя современное существование (личное) называть счастьем. Это — кощунство.

«Счастье» — проложить верный путь к светлой жизни всего человечества.

Это — счастье! Но счастье коллективное, а не личное. А на долю личности и сейчас выпадают большей частью несчастья… Впрочем, мгновениями и личное счастье сверкнет среди несчастий.

Чкалов, Громов испытали счастье. Леваневский — жертва несчастья.

«Мальчик из Уржума»

«Мальчик из Уржума» — так называется книга А. Голубевой, изданная Детиздатом пятидесятитысячным тиражом. Это простая и безыскусственная повесть о детстве и юношестве Сергея Мироновича Кирова будет прочтена с глубоким интересом и волнением советскими детьми среднего и старшего возраста. От автора следовало бы ждать более ярких характеристик и красок, более подробного раскрытия многих интереснейших страниц из детства и юности пламенного трибуна революции Мироныча. Так, например, не лучше ли было значительно короче изложить скучные речи, произнесенные на заседании педагогического совета Уржумского городского училища, и как можно больше и полнее рассказать о взаимоотношениях Сережи Кострикова и его товарищей по школе, любовно восстанавливая и по-писательски дополняя забытые и утерянные эпизоды первых лет жизни мальчика из Уржума?

Правда, чрезвычайная чуткость автора ко всему, что касается биографии Сергея Мироновича Кирова и описания его окружения — всех этих благотворителей, учителей, начальницы приюта, попа — отца Константина, оправдывает задачу честного и неприкрашенного рассказа о детских годах мальчика из Уржума. Читатель видит перед собой нищету и неприглядность жизни маленького Сережи, сироты, оставшегося вместе с двумя сестренками на попечении бабушки, получающей 3 рубля солдатской пенсии в месяц. Сережа живет, не стонет и не жалуется — смеется, шутит и играет, как всякий в этом возрасте.

Отказ Сережи переселиться в приют — это пока еще детская обида, а не протест. Но в то же время здесь первый выход мальчика из Уржума на борьбу против несправедливостей жизни.

Сережа в приюте переживает то, что являлось уделом миллионов его маленьких сверстников, сирот и детей бедняков, трудящихся. И первые его радости в этой обстановке неприбранной нищеты — это свидетельства энергии и сил, которые живут в сироте из Уржума.

В Уржуме живут ссыльные, таинственная коммуна бедных, но необычных людей. И хотя мальчик тянется к ним, пока еще не осознавая причин такой тяги, они заложены уже в нем, эти причины, его первыми жизненными впечатлениями, горем, нищетой.

Сереже «повезло». Благотворители милостиво отправляют его учиться в низшее Казанское техническое училище, обставляя эту милость похабной расчетливостью, без которой в прошлом была невозможна никакая подачка. И Сережа ютился на кухне, у него нет ни гроша для покупки самой дешевой книжки, самой простенькой готовальни. Но он уже вступает в борьбу за знания, за право человеческого существования.

Он сталкивается с невероятно тяжелыми условиями работы на мыловаренном заводе, видит слабые попытки протестов студенчества. В этой борьбе мальчик из Уржума ощущает присутствие врагов, но не политическим знанием, а классовым чутьем. И, когда во время каникул в Уржуме ссыльные дают Сереже Кострикову почитать «Искру», одна ночь открывает перед ним истину, рождая будущего большевика-революционера.