Михаил Панин - Матюшенко обещал молчать

Впрочем, под большим секретом тетя Тама рассказывала иногда об одном моряке, капитане, который однажды влюбился в Галину прямо на улице. Он шел за ней до самого дома и умолял выйти за него замуж. Он и в дом вошел и очень понравился родителям Галины. У него был всего один день, назавтра он улетал в Мурманск, где его ждал корабль. Но Галина сказала, что так бывает только в плохих романах, они не знают друг друга, и моряк улетел в Мурманск ни с чем. Оттуда он прислал ей страстное письмо, в котором клялся в любви, звал к себе, но Галина нашла в послании шесть грамматических ошибок, не считая стиля, и участь капитана была окончательно решена.

Потом годы как-то быстро-быстро побежали. Вадик переходил из класса в класс, в прошлом году поступил в Горный институт и уже иногда целовался со знакомыми и не очень знакомыми девушками, считал себя опытным, отпетым волокитой. Но, приехав в этом году в Литву, впервые один, без матери, обнаружил, что Галину так никто еще и не нашел. С ней уже не решались шутить на эту тему, разве что тетя Тама. И едкие намеки ее становились все злей и злей — так недостойно представляла племянница в молодом мире ее темпераментную, любвеобильную линию. Она теперь часто ругала Галину без всякого повода. А та уходила в себя, становилась рассеянной, все у нее валилось из рук, и она никогда не возражала тете Таме.

С Вадиком Галина в приятельских отношениях, она стесняется его меньше, чем других, и даже ходит с ним иногда в кино. Когда привозят новый фильм, Вадик тщательно причесывает волосы, надевает самую лучшую свою рубаху и заходит за Галиной.

— Кавалер пришел! — завидев его, насмешливо кричит куда-то в глубь дома тетя Тама.

Вадика слегка задевает ее тон, он уже не мальчик. Он где-то читал, что один из мужей Эдит Пиаф был на целых двадцать лет моложе своей знаменитой супруги. Они любили друг друга, и кто знает...

Галина в своей излюбленной позе, сидя с ногами на тахте, читает. Она вяло интересуется, какой сегодня фильм, говорит: не хочется чего-то, может, не пойдем? Но Вадик знает — это так, слова.

— Пойдем, — басом говорит он, — хоть прошвырнемся.

— Хорошо, — покорно соглашается Галина, — ты подожди — я переоденусь, — и исподлобья смотрит на него.

Переодевается она долго, очень долго и появляется из своей комнаты всегда расстроенная и нервная. И хотя она, как всегда, красива и все на ней сидит ловко и к лицу, держится она скованно, без конца одергивает «эту дурацкую юбку» и иногда чуть не плачет.

— Ну что ты, что ты? — в свою очередь начинает сердиться тетя Тама и тоже одергивает на ней юбку. — Юбка как юбка! Иди уже! — в сердцах подталкивает она Галину к Вадику.

Они выходят на улицу, но, отойдя от дома, Галина снова начинает оглядывать себя.

— Ну как, ничего? — спрашивает она у Вадика.

Вадик окидывает ее нагловатым, мужским взглядом (так, по крайней мере, хотелось бы ему) и, как заправский ценитель женской красоты, небрежно бросает:

— То, что надо.

Галина успокаивается, и они идут рука об руку к центру городка. А когда встречные мужчины начинают то и дело поглядывать на нее, Галина и вовсе приходит в в отличное настроение, она оживляется и, делая вид, словно не замечает этих взглядов, много говорит и смеется. Близость ее начинает Вадика странно волновать. Когда они занимают свои места в зале, гаснет свет и прохладная полная рука Галины касается невзначай его руки, он замирает и очень плохо понимает происходящее на экране.

После кино Галина берет его под руку, чего никогда не позволит себе днем, и они медленно, беседуя о фильме, идут домой. Солидная разница в возрасте и их давнее знакомство — все помнили здесь и, умиляясь, вспоминали, как любила Галина играть с Вадиком, когда ему было еще лет пять-шесть, — делают их отношения неуязвимыми для любопытных глаз. Считается, что Вадик свой, чуть ли не родственник (тетя Тама присматривает за ним, подкармливает обедами) и ничего такого у них с Галиной быть не может. Хотя сам Вадик думает иначе, пусть ему и восемнадцать лет, но он считает себя гораздо опытней Галины, и подай Галина ему некий знак... Но знака не было, а без него Вадик на агрессию еще не мог решиться. Поздним вечером, часов в двенадцать, они не спеша идут из центра к себе на Лесную улицу. Это километра два по пустынной ночной дороге. Галину не узнать, она даже напевает, припоминая мотив прозвучавшей в фильме песенки, много и умно говорит, преимущественно о том, как хорошо поставлена картина, как тонко играют артисты и как современна мысль, упрятанная глубоко в подтексте. Вадик плохо соображает, о чем она говорит, только чувствует все время у себя под боком ее локоть, боится вздохнуть и машинально кивает. Иногда их обгоняют парочки, развязные, в обнимку. Галина мгновенно умолкает. Но Вадик тоже молчит, и тогда, искоса глянув на него и словно желая отвлечь спутника от скоромных мыслей, Галина принимается еще энергичней обсуждать картину.

Иногда Вадик думал: а может, это она ждет знака? Или, может, никакой знак и не нужен? Может, он болван?

— Стой, что это у тебя? — случалось, говорил он, придержав Галину и смахивая у нее с ресниц невидимую пушинку.

— А что? — Она, как ему кажется, с готовностью останавливается. Очередная парочка нагло целуется от них в двух шагах. Совсем рядом с глазами Вадика — ее глаза. Не смея заглянуть в них прямо, он скользит по ним беглым взглядом, но, как ни старается, ничего не может в них прочесть. И они в молчании отправляются дальше.

И вот однажды Вадик решился. Он уже студент второго курса, сказал он себе, стыдно. Пора быть мужчиной. И в один из вечеров, после отчаянно заразительного фильма о любви — Галина даже не решалась обсуждать, как он поставлен, — когда они в полном молчании шли по пустой дороге, и было так душно, так пахли цветы за оградами, так хороша была Галина и так надолго затянулась пауза в их разговоре, Вадик вдруг зажмурился, обнял Галину за талию и слегка прижал к себе. Где-то далеко за лесом вспыхнула зарница, зарокотал гром. Галина вздрогнула, но даже не повернула к Вадику лица. Какое-то время, словно ничего не случилось, они шли, тесно прижавшись друг к другу, и кажется, оба не различали дороги. Потом перед глазами Вадика стали вырисовываться отдельные предметы, он с удивлением обнаружил, что его рука по-прежнему лежит на талии женщины, и женщина не спешит ее убрать, а только сжимает крепко своей рукой. Надо было делать следующий шаг, но сил не было. Гром рокотал уже совсем близко, где-то шумел дождь, и тогда Галина наконец несмело повернула к нему лицо..

— Пойдем скорей, — прошептала она.

Они почти бежали, и она по-прежнему не убирала его руку. Вадик все время думал, что надо остановиться, повернуть Галину к себе, обнять, зарыться лицом в ее волосы, а дальше неизвестно — может, плакать...