Василий Гроссман - Рассказы о русском характере

— Это хорошо. Сторожевики, — ответил Букреев.

Врагов становилось все больше. Комонов понял, что вызванные самолеты сами по себе, а какое-то тайное решение командира — само по себе. Букреев не отказался от боя.

Невзрачный морской охотник один шел на пересечение курса немцев и понемногу сближался с десятками пушек и самолетами. У Комонова вдруг ноги стали как будто ватными, он чувствовал себя так, словно уже видел наведенные на катер пушки. Он увидел, что Букреев расстегнул кожаную куртку и снял с головы шлем. Он смотрел на мачты кораблей, подставив разгоряченное лицо навстречу ветру, рвущему с головы бинты.

«Да он всех нас тянет, и мы даже не замечаем этого. Разве не так было во время недавней высадки десанта?» Невдалеке от катера Букреева один из десантников споткнулся около большого валуна, уронил автомат в воду и как будто разыскивал автомат, а на самом деле, поддавшись страху, укрылся за камнем. К валуну стали подбираться и укрываться и другие бойцы. «Старпом, останьтесь за меня!» — крикнул Букреев, прыгнул с борта в воду, быстро нашел автомат, сунул в руки струсившему бойцу: «До того берега недалеко. Выбьем и тогда обсыхать будем. Вперед! Земля наша, она не выдаст!» Мигом за валуном никого не осталось.

Между тем охотник подошел к буйку, плававшему в воде. Букреев приказал поднять буек на борт.

Комонов понял, что задумал Букреев. «Это хорошо придумано: снять с воды буек, чтобы гитлеровцы задержались у входа в минное поле, отыскивая фарватер. Пусть поищут, пока наша авиация поспеет», — подумал восхищенно помощник. Он вдруг успокоился: боя не будет.

Комонов встретился взглядом с командиром. Букреев насмешливо и хитро щурил глаза, как будто он знал, о чем передумал Комонов за эти минуты, и даже о его страхе. «Посмеялся надо мной и теперь доволен, сейчас снова вспомнит астрономию или начнет еще за что-нибудь пилить», — подумал Комонов пристыженно.

— А мы с вами еще сегодня займемся астрономией. Вот солнышко взойдет повыше, и начнем высотки хватать, — сказал Букреев скучным голосом, как будто и в самом деле его уже перестали интересовать немцы, и единственным делом, которым он мог заняться за время оставшегося пути до базы, — было обучение помощника астрономическим определениям.

Букреев, широко, как на качке, расставив ноги, стал смотреть вперед по курсу катера.

— Лучше смотреть у меня! — вдруг крикнул он.

Комонов увидел, что на носу катера впередсмотрящий как-то съежился, точно в страхе ждал удара, и смотрел на воду, наклонив вниз голову. Катер шел малым ходом.

«Да ведь мы по минам идем, какая тут к черту астрономия. Это же он кричит, чтобы лучше смотрели за минами. Зачем он на мины пошел?.. — вновь охватила тревога Комонова. — Нет, он еще не все выполнил, он задумал что-то большее».

Комонов тоже стал внимательно смотреть на воду перед носом катера, как будто и в самом деле под заметно посветлевшей поверхностью волн можно было заметить мину. И тогда он понял дерзкий замысел Букреева: «Он решил перенести буек с фарватера в самую гущу мин и заманить на мины весь караван». Страха он не ощущал, страх убил в нем насмешливый взгляд командира.

— Пройдем, не для нас они наставлены. Глубоко стоят, — как бы ободряя Комонова, сказал командир. Но Комонов не только не нуждался в ободрении, его охватил восторг. Он вдруг почувствовал себя окрыленным отвагой. Теперь ему было наплевать на самолеты, на мины, на бой, если он даже предстоит. Он участвовал в чертовски хитром деле.

— Ишь ты, дураков искали: знаки переставили на берегу… — бормотал Букреев, забывая о повязке, лез рукой в волосы, тер ладонью висок. Комонов тоже волновался и всем сердцем хотел, чтобы фашисты вкатились на мины.

— Поставить буй! — крикнул Букреев. Буек плюхнулся. Катер пошел на чистую воду.

— Как, старпом, обманем? — спросил Букреев. Но сам он не был уверен в удаче.

Над горизонтом поднялись трубы транспорта. Головной сторожевик виден был целиком. Слышался шум моторов самолетов. Немцы, конечно, заметили катер, но они и не думали атаковать его.

— Не хотят с нами связываться. Они охраняют караван, подводных лодок боятся. А вот мы их сейчас испугаемся. А ну-ка, пустимся наутек, — Букреев передвинул ручки машинного телеграфа. Катер ринулся полным ходом, уходя от минного поля. — А теперь по радио поавралим. Нагоним на них страху. Буду открытым текстом авиацию вызывать, чтобы они не мешкали около буйка, чтобы к своему бережку поспешили. Останьтесь за меня, — Букреев сбежал с мостика.

Оставаясь на мостике за командира, Комонов всегда ощущал смутную тревогу. Ответственность за маленький кораблик почти ощутимым грузом наваливалась на него. Оглядывая полыхающий багрянцем горизонт, Комонов с тревогой посмотрел на немецкие самолеты, сторожевики, которые были все еще близко и все-таки могли ринуться на катер.

Невольно Комонову припомнился еще один бой.

На рассвете три вражеских катера атаковали охотника. Немцы шли подковой, стремясь зажать охотника в клещи. Положение казалось безвыходным. Остается принять бой и с честью погибнуть! Но Букреев повернул свой катер вдоль строя неприятельских катеров и почти мгновенно сравнял силы; фашисты могли бить по нему только носовыми пушками, а он открыл огонь всем бортом. Уходя от одного края подковы, он сближался с другим. Сосредоточив огонь на крайнем катере врага, он быстро вывел его из строя. Но стычка была столь ожесточенной, на такой короткой дистанции, что прислуга кормовой пушки букреевского катера сразу понесла тяжелые потери, и Букреев послал к пушке Комонова, кажется, он его даже подтолкнул немного. Комонов начал подавать снаряды. Он как-то сразу перестал бояться, перестал слышать свист и разрывы снарядов; разбил руку о замок пушки и не чувствовал боли; в катер попал снаряд, Комонов на слышал удара. Он видел только ненасытное, дымящееся черное отверстие казенника и толкал в него снаряды один за другим. А потом наводчика ранило в голову, глаза ему заливала кровь, и Комонов встал к прицелу. Вращая штурвальчик наводки, он держал нить прицела на носовой оконечности вражеского катера и хорошо видел через прицел, что делалось у врага на палубе. Он видел, как дважды разорвались снаряды у немцев в борту, как валились на палубу раненые и убитые матросы, как, словно тряпичная кукла, переломившись пополам, повис на леере офицер, его руки почти касались воды. Он видел, как все тяжелей и тяжелей приходилось гитлеровцам, они наводили пушку, но она стреляла куда-то в сторону. Фашисты не выдержали боя, поставили дымзавесу и скрылись в ней. На этом бой и кончился.

Только сейчас Комонов понял, что он тогда не боялся наведенных на него пушек, и подумал, что и у него может появляться боевой азарт.