Вера Щербакова - Девушки

«Видали! — сказал Варин торжествующий взгляд. — Сумейте-ка вы!» И, подойдя к Мусе, нарочито не замечая Комовой, предупредила её:

— Знаешь что, небезызвестная наперсница шатенки, не забудь передать своему корреспонденту, что завтра с утра его грязные каракули будут висеть в стенной газете, а к вечеру он станет уже посмешищем на всем заводе… Да и вы с ним заодно!

Временами Тамаре Комовой казалось, что она готова дать отрубить свою правую руку, написавшую злосчастное заявление на Жданову. Но было уже поздно: Шаров вызвал её в комитет комсомола и объявил о комсомольском собрании, на котором будет стоять вопрос о ней как о бригадире-наладчике и её заявлении.

Никогда за всю свою жизнь Тамара не переживала таких тревожных дней: уж скореё бы состоялось собрание,» все решилось!..

На работу она теперь приходила первой из всех наладчиков, а станки сдавала Субботину на полном ходу, сама немало дивясь этому. Правда, зато от станков ни на минуту не отойдешь перемолвиться словцом.

«Одни лошади работают так, — думала она с негодованием, но крепилась, убеждая себя, что иначе сейчас нельзя. — Пройдет гроза, там посмотрю… Главное — сохранить авторитет, тогда при случае и на выборную должность можно попасть: в завком, скажем. Там вся работа в умении хорошо выступить, ну а этого никто у меня не отнимет. Я не то, что Варька Жданова: пык да мык… И черт меня дернул сунуться с этим заявлением… — терзалась Комова. — Сама себе яму рою».

Но было же золотое времечко, когда все так удачно начиналось у неё: вот ведь не Жданова, а она, Тамара Комова, организовала бригаду и сразу сумела заинтересовать редакцию заводской многотиражки. Бригада выполнила план, и о них тут же написали, затем еще и еще. А Жданова даже тогда пыталась встать ей на пути. «Шумим, братцы, шумим!..»— говорила она всякий раз, лишь только Тамара отправлялась в редакцию, л Перевод бригады на другой тип, где был новый не знакомый Тамаре резец, подпортил ей авторитет умелого наладчика.

«А все она, Жданиха. Пошла к комсоргу ябедничать, — с раздражением думала Тамара. — Вот научилась же я ставить проклятый резец. Так нет, у неё какие-то повышенные требования к бригаде. Воспитываться ей нужно. Нашла пансион! Деньги в бригаде легче зарабатывать, вот и все, по-моему. Конечно, об этом вслух не говорят!»

За несколько дней до срока в главном коридоре завода появилось объявление о комсомольском собрании автоматно-токарного цеха. На повестке дня один вопрос: о бригадире-наладчике Комовой.

В цехе, подойдя к Варе, Тамара сказала ей:

— Что же вы меня, сломать хотите? Сразу собрание…

— Это почему же сломать? Мы хотим тебе помочь, пойми…

Тамара стояла, опустив глаза, она боялась выдать взглядом свое волнение, только щеки её горели.

На собрание. Комова пришла в рассчитанно-простом черном шерстяном платье, с гладко причесанными волосами на косой пробор. Это придавало ей смиренный и даже робкий вид. Тамара сидела спокойная, слегка побледневшая, стараясь ни на кого не смотреть, но пальцы, нервно теребящие складку юбки, выдавали её волнение.

Варе было неприятно, что Комова даже в такой для неё тяжелый час позаботилась о внешнем виде, а вот как жить ей дальше, очевидно, не задумалась. Варя с нетерпением ждала своей очереди в списке ораторов. И хотя она побаивалась и не умела выступать, но для пользы дела твердо решила на сей раз преодолеть свою ненужную робость: ведь кому, как не ей, числящейся в подругах Тамары, всех лучше знать её?

— Комова у нас живет старым авторитетом, приобретенным еще год назад. А что она сделала тогда? — говорил Толя Волков с присущей ему нетороплнвосгью, держа блокнот в руках. — К слову сказать, на простом типе перевыполнила план. Но тут же нашлись другие бригады, которые перекрыли её, оставили позади. Однако Комова и из этого немногого умеёт масло жать! Вы посмотрите, как она ведет себя в цехе? Козыряя тем. чго она стахановка, требует лучшей поковки, добавочных разнорабочих, лучших резцов. Живо устроит скандал, побежит в комитет комсомола, в завком. А звону, звону!.. Сделает на грош а назвонит на рубль. И теперь эта история с наладкой… Коля, друг, ты подними голову-то, взгляни на нас! — обратился он к Субботину. — Верю, стыдно, но надо учиться смотреть правде в глаза. А то что же выходит? Есть приказ начальника цеха не принимать от сменщика разлаженные станки, а ты не подчиняешься ему. Потом вместо работы полсмены копаешься с наладкой. Здесь любовь, там дружок — и требовать работу не с кого? — повысил Толя голос. — Ведь Комова ворует наше время, а ты это покрываешь. Нет, друг, с такими, как ты, рыцарями за наш общий счет далеко не уедешь…

Субботин выпрямился, мучительно краснея; он услыхал, как кто-то из комсомольцев заметил вслух:

— Сейчас, перед собранием налаженные стала сда «вать. Совесть заговорила или просто испугалась…

«Какой стыд, до чего дошел, а еще комсорг!..»— мысленно корил себя Субботин. Он не обижался на Толю, Толя хороший товарищ, всегда прям и откровенен, но, должно быть, в разговоре один на один прямота не доходит до цели.

«Я ведь пробовал говорить об этом Тамаре», — думал Коля, вспоминая, как она однажды чуть не расплакалась, назвав его чувство эгоистичным. «За любимого в огонь и в воду, не то что там какие-то станки», — отвечала она ему приподнятым тоном «И все ложь и ложь. Разве она меня когда-нибудь любила?»

Он взглянул на Тамару, внутренне пожелав себе увидеть её иной, лишенной неизъяснимой для него привлекательности. Но что могло случиться за эти несколько часов? Сердце его сжалось от нежной жалости и любви к ней. Взять бы её печальное лицо в ладони и посмотреть в зеленоватые быстрые глаза: что там у неё на душе, понимает ли она, как они ошиблись? Да, у Тамары много недостатков, но кто, как не он, должен был помочь изжить их?

— Тише, товарищи, — сказал председатель, когда в зале несколько зашумели. — Сима, ты, что ли, выступишь? Слово предоставляется Симе Кулаковой.

— А мне, ребята, много говорить нечего, — с места, но громко произнесла Сима. — Я понимаю так: Комова наладчик слабый, на одном типе только. С новым резцом не справилась — это факт. Вот Вася Коротков, правда, ей стал теперь помогать, а то брачок-то в стружку прятала. Не знаю, что смотрел сменный мастер, или она тоже его сердце зазнобила? Да вы не смейтесь, ребята, читала я недавно один старый роман про египетскую царицу Клеопатру. Так то красавица всемирная…

Борис Шаров был доволен собранием. Он выступил с присущей ему страстностью:

— Товарищи, откуда у нас берутся индивидуалисты? Люди ограниченные, алчные, думающие только о самих себе, о своем месте под солнцем? Мне кажется, отчасти и от излишней опеки. Да, да, товарищи, но удивляйтесь, Представьте себе человека, которого все время опекают, холят, нежат… Но ведь холят-то для успеха общего дела, а человек, недалекий человек, начинает думать, что всс это делается для него и ради него одного. Так постепенно он привыкает к определенным порциям торжественных заседаний, где он неизменный член президиума, к трескучим речам, вниманию, успеху, и лиши его всего этого — он уже чувствует себя обиженным, обойденным, начинает кричать и жаловаться. Такие люди, однажды сделав что-нибудь, уже больше не растут, не учатся, живут старым багажом. И иногда живут довольно долго, сроки такого привольного житья зависят от нас самих, то есть от коллектива, который избаловал этого индивидуалиста. Если в коллективе жизнь бьет ключом и авторитет людей измеряется его делами, то срок короче, а нет — живут и здравствуют. А ведь они — груз па наших руках и ногах, совершенно бесполезный и даже вредный груз! — продолжал Борис Шаров.