Михаил Шолохов - Слово о солдате (сборник)

Меж тем «ястребок» уже был заправлен. Гвардии лейтенант Калмыкова, задвинув колпак фонаря, махнула на прощанье рукой штурмовикам, вырулила на старт и сквозь триплекс кабины — может быть, так только показалось капитану Гончаренко — в последний раз посмотрела на него. Через мгновение могучий мотор истребителя заревел на взлете, маленький «як» круто пошел в небо, потом сделал иммельман, горку, переворот, восходящий штопор… Вот серебряный на солнце истребитель полетел вниз с высоты пяти тысяч метров и, взревев, выровнялся над самой землей и снова свечой пошел на высоту… Вот он перевернулся кверху колесами и так понесся по горизонтали… Ошеломляющим фейерверком посыпались петли, бочки, головокружительные виражи… то была победная песня мастерства, настоящее пиршество полета.

— Ну, и дает жизни! — говорили штурмовики, любуясь кристальным совершенством этой работы. — Вот это пилот! Вот это девушка!

Правда, и до этой нечаянной встречи летчики майора Саломатина слышали о Лиле Калмыковой. Маленькая, хрупкая девушка слыла на этом участке фронта одним из отважных истребителей. Во время знаменитой многодневной воздушной битвы над Ростовом Лиля сбила несколько «мессеров» и «юнкерсов». Ее техника пилотирования и качества воздушного бойца были безупречны, и прославленные асы фронта, ценящие людей прежде всего по их воинским делам, не колеблясь, приняли ее, эту двадцатилетнюю девушку, как равную, в свою взыскательную семью.

Штурмовики слышали, как Лиле с трудом пришлось завоевывать право стать военным летчиком, как девушку долго не хотели принимать в военную авиацию, как она много месяцев «чистила хвосты» У-2, прежде чем добилась права сесть за ручку… И все это, вместе взятое, особенно после личного знакомства, вызвало у штурмовиков чувство особого, профессионального расположения к Лиле.

А капитан Гончаренко лег в этот вечер спать с тем новым, необыкновенным чувством, которое сообщается молодому человеку, взволнованному встречей с дорогой для него женщиной. Такое чувство можно испытать только раз в жизни и до тридцатилетнего возраста. Капитан Гончаренко испытал его, хотя и не понимал, что он его испытывает. Как будто бы колокол звучал в его крови и сердце, а когда он проснулся, небо представилось ему более синим, чем зрению других людей, солнце более ярким, а июньская земля более благоуханной.

Лиля тоже не понимала, что с ней происходит, и, ложась спать в шалаше прямо на аэродроме, чувствовала какое-то непонятное волнение, доселе не испытанное еще ею. Шалаш был из высушенных солнцем трав, набросанных на остов из ветвей; среди трав запуталось немало полевых цветов — кашек, колокольчиков, иван-да-марья — и, нагретые за день, они по ночам благоухали слишком сильно. Лиля вышла из шалаша, приписывая душному запаху умирающих цветов это странное чувство блаженной дурноты и непонятного волнения. Она легла прямо на землю, постелив на траву плащ-палатку. И лежа на спине, она увидела ночное небо. Обычно небо воспринималось ею как поле боя: оно было полно внезапных опасностей, оно было разделено на квадраты и полусферы, в каждом из которых можно было встретиться со смертью. Но сейчас вместо этого смертоносного неба войны она увидела крупные июньские звезды. Они сияли, обливая сердце теплым светом. Трава вокруг звенела жизнью каких-то незримых существ, и от этого ощущения вселенной, вливающейся в ее маленькое тело, Лилия почувствовала, как слезы наворачиваются ей в глаза.

И так они лежали оба на сухой летней земле, разделенные огромной ночной степью. Вдали глухо громыхала артиллерия; не прекращаясь ни на секунду, шла война.

…Оба полка теперь летали всегда вместе. Шло великое летнее наступление, и работы было по горло. Каждый день, а иногда по нескольку раз в день штурмовики появлялись над аэродромом истребителей и вместе шли к линии фронта. И так уж повелось, что истребитель с рычащим львом на фюзеляже всегда прикрывал машину номер двенадцать, пилотируемую капитаном Гончаренко.

А когда самолеты возвращались домой, «ястребок» со львом особенно настойчиво и, мы бы сказали, нежно ходил вокруг «ила». Лиля и капитан Гончаренко ни разу не виделись со дня первой встречи.

Лишь изредка, на бешеных скоростях, мелькая друг мимо друга, им удавалось обменяться молниеносным взмахом руки сквозь триплекс кабины. Но эти встречи в воздухе связывали их сильнее обычных свиданий. И летчики обоих полков определенно знали, что если идет на задание «ил» номер двенадцать, то уж «ястребок» с хвостовой девяткой будет идти за ним по пятам.

Однажды Лиля сбросила на аэродром штурмовиков письмо, адресованное капитану Гончаренко. В нем говорилось: «Дорогой товарищ Гончаренко! Как вы живете? Как деретесь — это я вижу. По-моему, неплохо. Ребята ваши воюют отлично! Желаю вам счастья и боевых успехов. Л. Калмыкова».

В этом письме для зрения всех остальных людей не было ничего особенного. Но капитал Гончаренко прочитал в нем именно то, что хотела написать Лиля. Он прочитал его так: «Дорогой мой! Я думаю о тебе дни и ночи. Мое сердце наполнено только тобой. Я горжусь твоей отвагой и твоим искусством в бою. Я очень боюсь за тебя, береги себя, милый. Но помни, если будет надо, я отдам за тебя жизнь. Твоя Лиля».

А как-то раз, когда погода была нелетная и оба «хозяйства» не работали, Лиля прилетела на У-2 в гости к штурмовикам. Летчики роскошно приняли девушку. Повар из БАО приготовил пирожки с яблоками, и летчики достали для дамы сладкого вина, присланного щедрыми виноградарями Грузии. А после, оставшись с гостьей наедине, капитан Гончаренко взял руку Лили в большие свои руки и сказал, заходя прямо в лоб событиям:

— Я люблю тебя, Лиля. Очень люблю!

Это было уже слишком много для Гончаренко, который славился своей молчаливостью во всей дивизии. Он был весь в холодном поту после того, как сказал эти слова: для комэска было легче четыре раза сходить на штурмовку, чем произнести подобную фразу. И совершенно обессилев после грандиозного монолога, он подошел к патефону и поставил какую-то дурацкую пластинку. Слава богу, что как раз в этот момент за окошком блиндажа взлетела ракета, и полк по тревоге поднялся в воздух и полетел сквозь туман и шторм атаковать переправу…

После этой встречи Лиля записала в своем дневнике:

«Сегодня я видела его. Это была наша вторая встреча. Он мне сказал, что любит меня, и я не удивилась. Может быть, это смешно, и я ни за что в жизни этого никому бы не сказала, но я хочу быть его женой.

Мне очень стало радостно драться после встречи с ним. День, когда я не летаю, утомляет меня. Мне кажется, я еще собью много самолетов».

А Гончаренко, придя с задания, снова поставил глупую пластинку и весь вечер слушал ее, ибо с того момента эта пластинка приобрела для него новый, многозначительный смысл…