Сергей Мартьянов - Дозоры слушают тишину

Такие же мысли в те же самые часы и минуты не давали покоя начальнику Владимир-Волынского пограничного отряда майору Бычковскому и его начальнику штаба капитану Зернову. Они только что закончили допрос немецкого солдата 222-го пехотного полка 74-й пехотной дивизии Альфреда Лискофа, перебежавшего на нашу сторону в районе Сокаля. На допросе бывший рабочий мебельной фабрики в Мюнхене, немецкий коммунист Альфред Лискоф сообщил то же самое, что и мельник из Старого Бубеля: в четыре часа начнется война! Об этом Бычковский доложил начальнику Украинского пограничного округа генерал-майору Хоменко, командующему 5-й армией генерал-майору танковых войск Потапову, а также командирам 87-й стрелковой и 41-й танковой дивизий. Начальник отряда приказал комендантам участков усилить охрану границы, выставить к Западному Бугу дополнительные наряды и обо всем подозрительном немедленно докладывать в штаб отряда.

Альфреда Лискофа отвезли во Львов. Но ни Бычковский, ни командиры приграничных частей и соединений Красной Армии так и не получили никаких указаний к немедленным действиям. Директива Главного Командования о приведении войск в боевую готовность поступила тогда, когда по всей линии границы рвались немецкие снаряды и бомбы.

Что же было с Альфредом Лискофом? Двадцать седьмого июня Советское Информбюро сообщило:

«Немецкий солдат Альфред Лискоф, не пожелавший воевать против Советского Союза, перешел на нашу сторону. Альфред Лискоф обратился к немецким солдатам с призывом свергнуть режим Гитлера».

В тот же день все Центральные газеты опубликовали его обращение. Оно начиналось словами:

«Я — в Советской России. Мой ум не сразу воспринимает эту простую и радостную мысль. Но мои широко раскрытые глаза, которыми я смотрю на новый открывающийся мне мир, говорят, что я не сплю, я вижу все это не во сне, а наяву.

Желание бежать из невыносимого мира гитлеровских ужасов зрело во мне уже давно. Но надо было ждать удобного случая. И вот эта удобная минута настала…

Я выждал, пока был отдан приказ о наступлении, и ночью вплавь переправился через реку. На советском берегу я сразу же попал в руки пограничников. Меня встретили здесь дружественно. Мне дали одежду, обувь, накормили…»

Свое обращение Лискоф заканчивал призывом:

«Германские солдаты! Вы обязаны помочь поскорее покончить с фашизмом. Поверните штыки против Гитлера и его клики, правящей сейчас Германией. Этим вы сделаете святое дело. Настанет мир, которого так жаждет германский народ, и ненавистный фашизм будет уничтожен навсегда!»

Это было сказано на пятый день войны. Это прозвучало на весь мир. И только об одном умалчивалось и в обращении, и в сводке Информбюро — о том, что Лискоф предупредил о нападении Гитлера на нашу страну. Кому-то это было выгодно.

Кому? Чтобы быть предельно кратким и не одиноким в своих суждениях, я процитирую несколько абзацев из документальной повести моего товарища по перу Владимира Беляева «Граница в огне» в переиздании 1962 года.

«Немедленно все, что сообщил Лискоф, было передано по прямому проводу в Москву. Ввиду чрезвычайной важности сообщения его принял непосредственно человек, которому тогда была поручена забота о безопасности Советского государства, в том числе и охрана его границ.

Выслушав ночное сообщение с украинской границы, этот человек отрывисто бросил:

— Чепуха!

Пограничный командир, передававший донесение, спросил, не надо ли усилить границу, принять дополнительные меры по ее охране и связаться с регулярными частями Красной Армии, что находились в ближайших тылах?

— Не занимайтесь паникой! — прозвучал в ответ сухой и жесткий голос. — Это самая обыкновенная провокация. А вас уже предупредили — не отвечать на провокации. Подумаешь — поверили какому-то немцу, а его могло подослать гестапо. Никаких особых мер не принимайте…

Такое указание на западную границу Украины в решающую ночь с 21 на 22 июня 1941 года дал Берия…»

Конечно, такое указание было возможно только в обстановке культа личности Сталина. Спустя двадцать один год после той роковой ночи учебник «История Коммунистической партии Советского Союза» ясно высказался по этому поводу:

«Одной из решающих причин такого положения был недопустимый просчет Сталина в оценке военно-стратегической обстановки, сложившейся накануне войны, недооценка им угрозы войны. Сталин располагал достоверными данными о концентрации немецких войск вдоль советской границы и даже о дне нападения. Он полагался на советско-германский договор о ненападении, не учитывал коварства врага и не принял необходимых мер для отпора агрессору».

…Ничего этого, конечно, не мог знать начальник заставы Василий Горбунов. Он был уверен, что как только Сталину доложат о его сообщении, тот примет мудрое решение. И вообще есть какие-то обстоятельства, которые позволяют нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности наших границ.

И все-таки Горбунов не мог оставаться спокойным. Слишком велика ответственность, свалившаяся на его плечи. Нет, он не будет ожидать дальнейших распоряжений!

Младший лейтенант позвал к себе политрука заставы Леонтия Петровича Горбачева и все рассказал ему.

— Да, будем действовать! — Горбачев полностью одобрил решение начальника заставы.

И все же они решили пока не объявлять бойцам о войне, а выслать к предполагавшейся переправе немцев усиленный наряд в составе ефрейтора Владимира Чугреева и ефрейтора Ивана Сергеева.

Горбунов ставил им боевую задачу в канцелярии при закрытых дверях:

— Только что получены данные от перебежчика, что в четыре часа утра немцы начнут наступать на нашем участке. Возможно, начнется война. Приказываю: выступить на охрану и оборону государственной границы Союза Советских Социалистических Республик на правый фланг. С собой взять ручной пулемет и сторожевую собаку. Ваша задача: при переправе немецких войск через Буг самостоятельно открывать по ним пулеметный и ружейный огонь. В случае отказа средств связи на заставу послать с донесением собаку. Присоедините к себе двух находящихся на правом фланге наблюдателей. В случае начала военных действий помощи от заставы не ждите, действуйте самостоятельно. Если же войны не будет, обо всем, что вам сказано здесь, — никому ни слова.

Горбунов и Горбачев попрощались с Чугреевым и Сергеевым за руку и сказали: «Ну, может, увидимся, а может, нет». И бойцы ушли. А через сорок минут они доложили по телефону, что прибыли к переправе и приступили к исполнению своих обязанностей.

Время тянулось невыносимо медленно. Младший лейтенант и политрук сидели в канцелярии, ждали. Ни из комендатуры, ни из отряда — ни одного приказания.