Иван Лазутин - Родник пробивает камни

Правая бровь Люси Люсиновой медленно изогнулась подковой и поднялась выше левой. Она о чем-то сосредоточенно думала, глядя в одну точку перед собой. Ее равнодушие и безучастие начинало злить ротмистра, отчего он стал нервно крутить левый ус и, сжав губы, подкашливать.

— Почему вы не ответили на мой вопрос?

— Дворянами по происхождению были декабристы, а за свободу и счастье русского народа они гордо пошли на виселицу и на каторгу.

— Д-да?.. — почти взвизгнул усатый ротмистр и ремни его амуниции заскрипели от резкого и сильного движения.

— Фабрикантом по происхождению был и Фридрих Энгельс. Владимир Ильич Ленин тоже происходит из рода дворян, а революция в России совершается под руководством вождя восставшего пролетариата Владимира Ульянова, старший брат которого, тоже дворянин, был казнен царем за попытку свержения царского самодержавия.

— Значит, и вы избрали путь этих крамольников и изменников России?

— Понятия «революционер» и «крамольник» совершенно разные, господин ротмистр. Это во-первых. А во-вторых, если вы удостаиваете такой высокой чести отнести какую-то неизвестную студентку Коммерческого института к разряду упомянутых крамольников, то вы делаете мне свой высший жандармский комплимент. В революции, которая совершается в России, я всего-навсего лишь мальчик, который на баррикадах подносит взрослым бойцам патроны.

Жандармский ротмистр встал, потянулся и зачем-то прошелся по комнате. Потом отошел к окну и, играя эфесом сабли, застыл в картинной позе.

— Вы осознаете то, что вас ждут вначале суд, потом тюрьма, а за тюрьмой каторга?

Этим вопросом жандарм хотел сбить спесь с допрашиваемой революционерки. Но он ошибся. Вопрос этот еще сильнее ворохнул ненависть в душе Люси Люсиновой.

— Если в ходе революции вы, господин ротмистр, останетесь живым, то потом, после победы революции в России, вы последуете путем, о котором вы только что оказали: вначале тюрьма, потом суд, только суд, народный, а потом каторга или даже… смертная казнь. Так, как было во время Французской революции. — Взгляд Люси Люсиновой словно перечеркнул ротмистра. — Такой конец вы не предполагаете, господин царский жандарм?

Ротмистр вплотную подошел к Люсиновой и с какой-то физиологической ненавистью, граничащей с брезгливостью, посмотрел в ее широко открытые глаза, в которых не было ни страха, ни сожаления.

— Сегодня ночью вас будут пытать, если вы не скажете, кто из рабочих с завода Михельсона входит в Замосковорецкий комитет большевиков. Кстати, как у вас с нервами?

— Я с детства не переношу физической боли, господин ротмистр. И если ваши жандармские палачи будут сегодня ночью пытать меня, чтобы вырвать из меня, что вам нужно, то я буду кричать… Я не выношу даже малейшей боли… — Вдруг Люся Люсинова стремительно встала со скамьи и, заложив руки за спину, гордо, с вызовом, еле слышно продолжала: — Но знайте, господин жандармский ротмистр: за каждый стон, исторгнутый из моей груди, вы заплатите звериным криком от безумной боли, которую вам лично причинят мои друзья по борьбе. Они сегодня на свободе, и они знают, что меня допрашивает ротмистр Сундуков, который живет на Якиманке, в двухэтажном домике рядом с церковью. Мои друзья не простят вам физического насилия надо мной.

Взбешенный ротмистр широко распахнул двери следственной комнаты и заорал что есть силы:

— Часовой!.. Уведите эту… — Он так и не нашел слова, которым хотел назвать юную революционерку Замоскворечья.

На этом показ фрагмента из спектакля оборвался, и на экране снова появилось лицо молоденькой дикторши с прической, напоминающей вавилонскую башню.

«Спектакль «Люся Люсинова» на общегородском смотре спектаклей драматических коллективов Российской Федерации получил Диплом первой степени и выдвинут на республиканский смотр спектаклей народных театров и драматических коллективов Домов культуры страны, который будет проходить в Москве в октябре этого года».

— Ты слышишь, Симочка, куда нацелилась племянница Капельки Хлыстиковой?

— Слышу, — глухо ответила Серафима Ивановна.

Диктор говорила что-то еще, но это уже было о другом. Кораблинов не слушал ее и думал о своем.

— Ну, что ты скажешь, мамочка? — наконец спросил Сергей Стратонович, видя, что телепередача не на шутку разволновала Серафиму Ивановну.

— В этих Каретниковых чувствуется порода. Такие, как старик, делали революцию, а такие, как его внучка, эту революцию защитят даже ценой собственной жизни. Я это поняла четыре года назад, когда она вошла в наш дом. Талантлива — больше ничего не скажешь!

— Вот именно — талантлива! — заключил Кораблинов и набрал номер телефона квартиры секретаря ВЦСПС.

Трубку взяла сама Надежда Николаевна. По голосу она сразу же узнала Кораблинова.

— Ну как, Сергей Стратонович? — В вопросе Надежды Николаевны звучало затаенное беспокойство.

Но Кораблинов сказал то, чего Надежда Николаевна никак не ожидала:

— Дорогая Надежда Николаевна, свое впечатление о телепередаче и о концерте художественной самодеятельности я выражу своим конкретным и твердым деловым решением. Я соглашаюсь возглавить жюри Всесоюзного конкурса спектаклей народных театров и драматических коллективов страны, который будет проходить в Москве. А поэтому, прошу вас, подошлите мне официальные условия конкурса, состав его участников и персональный список членов жюри. Только сделайте это как можно быстрее.

На республиканском смотре художественной самодеятельности драматический коллектив Дома культуры завода, поставивший пьесу «Люся Люсинова», был отмечен Дипломом первой степени и выдвинут на всесоюзный смотр. Главную роль в спектакле играла крановщица Светлана Каретникова.

О талантливом исполнении главной роли в спектакле писала «Советская культура», писала «Комсомольская правда». Театральные фоторепортеры больше часа мучили Светлану после спектакля, стараясь зафиксировать особенно впечатляющий поворот головы, выражение лица, целую мизансцену…

…И вот сегодня в переполненном зале Кремлевского театра (а среди зрителей была добрая половина своих, заводских) ильичевцы ставили «Люсю Люсинову».

Шел последний акт спектакля. Приближалась развязка. Кипел бой на одной из улиц Замоскворечья… В пороховой дымке виднелись зубцы Кремлевской стены и силуэт Никольской башни. С оружием в руках, обмениваясь короткими фразами-командами, между баррикадами пробегали и проползали красногвардейцы. Последний бросок в последнем, решающем штурме Кремля… И чем накаленней и драматичней становилась обстановка боя, тем глубже погружался в тишину замерший зрительный зал.