Нина Карцин - Беспокойные сердца

Сама Вера сидела в спальне, кормила Аленку. Лицо у нее было больное и желтое, плечи так жалко опущены, словно ее ударили.

Недавно нанятая няня стелила постели и делала вид, что семейная размолвка ее не трогает.

А Валентин был разочарован. Он так ждал этого дня! Зина сообщила, что Олесь тоже согласился поехать с ней в заволжский парк культуры, и он уже предвкушал вполне легальное удовольствие потанцевать с Зиной, выпить бутылочку вина в одной с ней компании. При мысли об этой красивой девочке, ее поцелуях у него приятно сжималось сердце. Любви тут, конечно, не было, но отчего, черт возьми, не развлечься, особенно когда собственная жена стала похожа на прочитанную книгу. Бросать ни ее, ни дочку он не собирался, а в остальном не видел ущерба для семьи — следовало только вести себя умно и не рисковать особенно. При мысли об Олесе Терновом он испытывал известное беспокойство и некоторую неловкость. Но оставить его в дураках — было все же забавно. Валентин знал прошлое увлечение Тернового Мариной и теперь пытался наблюдать за ними, надеялся подстеречь что-нибудь двусмысленное, но успехи его на этом поприще были незначительны. Что касается Марины, то он не удивлялся. Имея в запасе такого человека, как Виноградов, можно было стать разборчивой. А Терновой, по-видимому, был еще более блаженным, чем он, Валентин, о нем думал.

Однако как же решить вопрос с поездкой? Валентин уже направился в спальню, чтобы возобновить дипломатические переговоры, но в это время постучали. Он открыл дверь в передней и с приятным удивлением отступил. На пороге стояла веселая, нарядная Зина, а за ней — довольно мрачный муж ее.

— Еще не готовы? — воскликнула Зина. — Так и знала! Ну, никаких сил моих не хватает! То Олеся едва вытащила, теперь вы тут закопались.

— Мы, наверно, не поедем. Аленке что-то нездоровится, — сказал Валентин, пропуская их в столовую.

— Ну, во-от! Просто ты уговаривать не умеешь!

И Зина упорхнула в спальню. Валентин предложил Терновому сесть, но тот отказался и закурил, остановясь у открытой двери балкона. Ситуация казалась Валентину в высшей степени забавной.

Вера сразу увидела, что на Зину никакие доводы не подействуют. Зина уговаривала ехать горячо и многословно, и Вера, пристально глядевшая в ее хорошенькое бело-розовое личико, не находила в нем ни тени виноватости или смущения. Тяжело вздохнув, она уступила, но прибавила, что Аленку тоже берет с собой.

— Зачем, только мучить девчонку? — возразила Зина и хотела взять ребенка на руки, но Вера тут же передала Аленку няне и сказала, что будет одеваться.

Пританцовывая, Зина появилась в столовой, объявила, что все в порядке и завертелась перед трюмо. Валентин вскочил и начал укладывать в корзинку приготовленную снедь. Когда пришла Вера с Аленкой на руках, Валентин было нахмурился, но тут же сообразил, что так будет даже лучше, заулыбался, расцвел и заботливо взял у жены кружевной белый сверточек.

Зина была особенно хороша в этот день. Нежное лицо ее разгорелось румянцем, ажурная соломенная шляпка бросала легкую тень на чистый лоб, слегка затушевывая яркий блеск глаз, встречный ветер, играя узорчатой тканью платья, обрисовывал стройную фигуру. Она была весела, наслаждалась сознанием своей молодости и красоты и не упускала ни одного взгляда, восхищенного у мужчин и завистливого у женщин. Вот это и нужно было ей — наряды, развлечения, восхищение окружающих…

Олесь шел с таким видом, словно отбывал повинность. Удовольствия от этой прогулки он не ждал; что дома сидеть наедине с Зиной, что быть вместе с нею в одной компании за Волгой — от этого ничего не менялось. Ее кокетство с Валентином вызывало только раздражение да неловкость за нее перед Верой. Он нарочно захватил с собой сборник научных трудов, и хотя читать совершенно не хотелось, на пароходе немедленно раскрыл книгу.

Вера занималась Аленкой, которая капризничала и тихонько хныкала, а предоставленные самим себе Валентин и Зина расхаживали по всему пароходу, разговаривали и смеялись с многочисленными знакомыми, рассматривали в чужой бинокль берега и томились, сидя рядом со своими неразговорчивыми спутниками.

Веселой, непринужденной поездки; какие бывали раньше, не получилось.

Парк культуры и отдыха находился примерно в километре от берега и занимал обширную, живописную рощу с озером посередине. Озеро образовалось на месте бывшего здесь некогда рукава Волги; замкнутое почти со всех сторон, за исключением небольшого ручейка, пересыхавшего в жару, оно представляло собой удобный природный бассейн для купания в начале лета, когда вода в нем была значительно теплее, чем в Волге. Парк мог похвастаться дощатой эстрадой для концертов; площадкой для танцев и закусочной-павильоном, где продавали пиво и воды и где можно было достать нечто более крепкое, стыдливо завернутое в розовую бумажную салфеточку. Существовал даже навес для желающих почитать газету или журнал, сразиться в шахматы и домино.

Но большинство предпочитало располагаться на лоне природы. Сотни рабочих семей с утра в выходной день переправлялись сюда с патефонами, припасами, волейбольными мячами, со всеми чадами и домочадцами, и вскоре вокруг озера не оставалось ни одного дерева, которое не превратилось бы в подобие цыганского шатра в праздничный день.

Над озером стоял смех и гомон, пестрели купальные костюмы и яркие цветные платья, на низких берегах жарились полуголые тела, успевшие уже приобрести летний загар. Кое-где затягивали песни, танцевали под баян или патефон, сестры Федоровы перекрикивали Александровича, и все перекрывал чей-нибудь отчаянный визг.

Ясно было, что вблизи озера трудно найти покой и свободное место, и Вера предложила устроиться в глубине рощи, где не так людно. Валентин с готовностью согласился — он всегда соглашался, когда оберегал свое настроение.

Неожиданно их обогнала только что выскочившая из воды Гуля, шлепнула мокрой ладонью по спине Олеся и помчалась дальше, спасаясь от преследований Леонида. Но тот, увидев друзей, бросил погоню, наскоро пригладил мокрые волосы и указал дорогу к «самому гостеприимному дереву на всем побережье».

Под деревом находился один Виноградов. Лежа на расстеленной газете, он что-то писал в записной книжке, совершенно не обращая ни на что внимания. С подошедшими он поздоровался сдержанно. В их отношениях с Валентином появился заметный холодок с тех пор, как тот стал слишком настойчиво подчеркивать свои несогласия с опытами Виноградова.

Но отсутствие сердечности в приветствии Виноградова не тронуло Валентина. Ученый — что ж, он поживет и уедет, а ему оставаться здесь и работать; и лучше сохранить хорошие отношения с Рассветовым, чем служить помощником для чужого прославления. И поэтому, ответив на кивок Виноградова, он стал непринужденно распоряжаться, кому куда сесть, где что поставить, как устроиться.