Иван Лазутин - Обрывистые берега

— Папа, ты резок, — робко возразила Оксана.

— Я справедлив и честен, — строго сказал Гордей Каллистратович. — А сейчас посылай ко мне своего избранника. И скажи ему: буду просвечивать его, как под мощным рентгеном. Только искренне и только правда!

Когда Оксана вышла из кабинета, Гордей Каллистратович сел за письменный стол. Разговор с дочерью — одно дело; разговор с ее женихом, который к тому же является по официальной линии его подшефным, — это уже другой вопрос. А поэтому, сделав вид, что он занят делом, Гордей Каллистратович принялся листать рукопись.

Когда в кабинет вошел Яновский, тихо поздоровавшись с порога, то он не сразу оторвал взгляд от машинописных страниц. Яновский был бледен. И когда профессор кивком головы предложил ему сесть, он растерянно и нерешительно опустился в кресло, стоявшее рядом со столом.

— Ну так что, Альберт Валентинович, в каком плане мы начнем наш диалог: в плане — отец возлюбленной и ее поклонник или в другом плане — научный руководитель и его аспирант, запурхавшийся в своей диссертации без берегов? Выбирайте — я к вашим услугам!

Яновский, приставив согнутую ладонь ко рту, откашлялся.

— Гордей Каллистратович, вы как-то очень… категорично… Сложная альтернатива…

— Усложнили вы ее, молодой человек! — резко оборвал Яновского профессор. — По строгим законам Кавказа ваше поведение расценивалось бы как оскорбление рода, осквернение очага и нарушение древних обычаев. Но, к вашему счастью, я человек русский и буду с вами речь вести по кодексу нравственности коммуниста. — Гордей Каллистратович встал, прошелся вдоль стола. — Скажите, что вам нужно от моей дочери, которая уже была замужем и которая является единственной и любимой дочерью вашего научного руководителя?

Встал и Яновский. Сидеть, когда стоит и явно волнуется не просто старший по возрасту, а к тому же его руководитель, в чьих руках вся его дальнейшая судьба, он не мог.

— Я прошу вас, Гордей Каллистратович, сейчас говорить со мной не как с аспирантом, а как с человеком, который любит вашу дочь и сделал ей предложение. — Слова были сказаны твердо, даже решительно.

— Вы это серьезно продумали? Все взвесили?

— Да!.. Я все продумал и все взвесил!

— Но вы же женаты.

— Через месяц я расторгаю брак.

— Причина?

— Их несколько. И все они уже обговорены с женой и с судьей. Я был на приеме.

— Назовите мне главную причину?

— Супружеская неверность жены, — твердо, глядя в глаза профессору, отчеканил Яновский.

— И у вас на этот счет есть доказательство?

— Множество!

— Да, это скверно, — сочувственно сказал профессор. — Это, пожалуй, самая горькая из всех причин крушения семьи. И что на ваше предложение ответила моя дочь?

— Она ответила согласием. Мы любим друг друга.

С минуту профессор молча ходил по ковровой дорожке, тянущейся от письменного стола к книжным полкам, и о чем-то напряженно размышлял. Потом резко остановился.

— Теперь слушайте меня. Я вам и дочери перечить не стану. Раз пришлись друг другу по сердцу — мир вам и согласие. Мы вас с Надеждой Николаевной от чистого сердца благословим. Но есть одно непременное условие.

— Какое? — Голос Яновского дрожал.

— До вашей защиты диссертации никто в институте не должен знать не только о том, что вы мой будущий зять, но что вы вообще вхожи в мой дом. Это в ваших интересах. Иначе вы ударите меня по рукам и можете подорвать свою защиту.

— Я понял вас, Гордей Каллистратович. Об этом мы уже говорили с Оксаной. Она у вас умница.

Эта похвала польстила профессору.

— Спасибо, что разглядел. Только смотрите — не направьте это редкое достоинство женщин в другое русло. Ум в чистом виде — это пока еще потенция. Оксана очень молода, неопытна, доверчива, у нее иногда кружится голова от преклонения изворотливых хлыщей, которые могут дать фору бальзаковскому Растиньяку. Так что из этого благодатного воска вам предстоит лепить личность. Вы меня поняли?

— Понял, Гордей Каллистратович! — с клятвенной готовностью в тоне произнес Яновский.

— И еще одна просьба. Причем очень доверительно.

— Слушаю вас.

— Берегите ее от вина. Увлечение спиртным у нее перерастет в пристрастие. И если вы поможете ей бросить курить, то я это оценю как вашу победу над ее слабостью и приму от вас как подарок.

— Постараюсь, Гордей Каллистратович. Она и сама хочет это сделать.

— А сейчас!.. — Профессор резко опустил свою широкую ладонь на стол и дружески подмигнул Яновскому. — Свистать всех наверх!..

— Не понял вас… — улыбнулся Яновский.

— Зови сюда свою суженую-ряженую. Будет разговор!

Яновский почти выскочил из кабинета и через несколько минут, сияющий, вернулся с Оксаной, которая плавно подошла к отцу и поцеловала его в щеку.

— Папа, ты меня звал?

— Звал, доченька!.. Все, что вы хотели мне сказать, — вы сказали. Я вас понял. И уж коли вы порешили это всерьез и душевно — мое благословение будет с вами. Последнее слово будет за матерью. Через три дня я лечу в Сочи и продолжу прерванный по неотложным делам отдых. А сейчас, доченька, я голоден. В моем чемоданчике, что стоит на веранде, есть бутылка выдержанного коньяка. Поставь ее на стол. По этому поводу по рюмочке, как заведено издавна на Руси, не грешно. А сейчас я отпускаю вас и жду приглашения к столу. Последний раз я ел вчера в полдень.

Оксана подошла к отцу и трижды звонко расцеловала его в щеки.

— Папочка, если бы объявили всемирный конкурс на самого лучшего папу — ты был бы победителем в этом конкурсе!.. Бежим выполнять твою команду! — Взяв за руку Яновского, она увлекла его из кабинета.

На веранде, поспешно убирая со стола грязную посуду, Оксана не утерпела. Поднеся пальцы к губам и воровато покосившись на дверь, она дала знать Яновскому, что хочет сказать ему что-то очень важное.

— Что? — тихо спросил Яновский. — Туча прошла мимо?

— Я не об этом, — шепотом сказала Оксана.

— А о чем?

— Тайна! Клянешься?

— На мече!.. — Яновский энергично вскинул над головой сжатый кулак.

— Па-па баллотируется в членкоры… За этим срочно и прилетел в Москву… Усек?

Яновский всем своим видом выразил торжественность момента и с важным лицом с пафосом произнес:

— Большому кораблю — большое плавание.

Пока Валерий находился в следственном изоляторе, Эльвира не находила себе места. Следователь Ладейников, на личный прием к которому она смогла попасть только на третий день, на все ее заверения, что Валерий прекрасный парень, активный комсомолец, известный спортсмен, отвечал сухо, словно отбиваясь от назойливой мухи:

— Верю!.. Хороший парень, прекрасный спортсмен, но это, девушка, к делу не относится. Во всем разберемся.