Илья Штемлер - Гроссмейстерский балл

— Стой!

Филипп остановился. Непроизвольно. Он не ожидал этого окрика. Терновский буравил «двустволкой» Филиппа.

— С тридцать пятого года я начальник ОТК и не помню, чтобы мой работник лез в дела цеха. Каждый отвечает за свой участок. Какое нам дело до неполадок с прибором? Может быть, и зарплату будете получать в цехе? Что это?

— Деталь вакуум-насоса. Надо отремонтировать. Иначе невозможно проверить изотоп, — ответил Стас.

— Что?! А вашу работу кто делать будет? Другие? А вы за их счет карьеру гоните. Звезды хватаете! — Терновский еле сдерживался.

— Правильно, делаем карьеру! — проговорил Филипп. — И такая карьера порядочней вашей скромности.

Со стуком распахнулись двери проходной. Обеденный перерыв. Народ оттеснил ребят от Терновского. Филипп схватил Стаса за руку и потащил за собой.

— Шеф тебе вставит фитиль, — сказал Стас.

Они прошли на склад. За конторкой сидел мужчина в очках. Он жевал бутерброд с брынзой и запивал чаем из жестяной кружки.

— Леонидов, дело есть! — проговорил Стас.

— Обед.

— На полбанки схватишь, — сказал Стас и положил на стол подшипник. Рядом с бутербродами и двумя картофелинами «в мундире».

Мужчина поставил кружку и взял в руки подшипник. Через несколько минут он приволок точно такой же, только новенький. К масленым бокам прилипли обрывки бумаги.

— А тот я оставил. Спишу, — проговорил мужчина и взял кружку с чаем.

— Полбанки за мной! — крикнул Стас.

Мужчина согласно кивнул.

— Ты пользуешься кредитом, — усмехнулся Филипп.

— Меньше волокиты, — не уловив иронии, ответил Стас. — Иначе бегал бы день, оформлял требование. Великая штука полбанки! Если б Александр Македонский это учел, он бы покорил мир…

Установка подшипника затянулась до вечера. Оказывается, все это не так просто. Легче разобрать. Ушла домой Мария Константиновна. В лаборатории осталась заводская троица и Оля с Онегиным. Где-то прозвенел звонок. Раздался приглушенный гул: окончив рабочий день, расходились сотрудники.

— Сейчас в лабораториях начинается работа, никаких наводок и помех… Энтузиасты потирают дрожащие от нетерпения руки, — проговорила Оля.

Онегин кончил возиться в своем отсеке, оглядел перепачканных маслом Филиппа и Стаса и стал сверять схему. Оля была неутомима. Левка тянулся за ней. Они налаживали «Флокс». Стас то и дело отрывался от насоса и бегал давать консультации. Он лез маслеными руками в прибор, чем вызывал бурю негодования со стороны Оли.

— Устно предлагай, черт! Чувствительность загрублять не буду. Дело не в емкости…

Стас удалялся.

— Схема Пиккеринга неудачная. У старика маразм!.. — вслед кричала Оля.

— Закончу — обмозгуем, — отвечал Стас.

Они разговаривали так, словно находились на Марсовом поле, а не в лаборатории…

— Слушай, закругляй с одним делом, а потом возьмешься за «Флокса», — ворчал Филипп.

Стас утихал. Но ненадолго. Решили перебросить Левку к насосу, а Стас займется своей электроникой. Все равно его мозги там. Левка перебрался с явной неохотой. Можно подумать, что его волновал «Флокс».

Полчаса Стас молчал и рассматривал схему: Оля курила и листала какие-то справочники.

— Послушайте… А если взять схему мультивибратора, а к анодной цепи непосредственно подключить механический счетчик импульсов, а? — проговорил наконец Стас.

Оля соображала. Потом хлопнула Стаса по плечу.

— Ты гений! Сегодня мы изотоп испытывать не будем. Хватит возни с мультивибратором…

Онегин отложил книгу и подошел к Оле.

— Ты совсем бледная. На сегодня больше чем достаточно.

Оля подняла голову от набросанной Стасом схемы.

— Да? — В ее глазах что-то притушилось. — Возможно… Я действительно чувствую слабость…

Оля встала и вытащила из шкафчика светлый плащ.

— Когда поздно возвращаюсь, я в автобусе строю глазки какому-нибудь мужчине. И тот с козлиной бодростью меня провожает до самой парадной… У нас перед домом пустырь, через него я боюсь ходить одна.

— Ну, а мужчина?

— Назначаю свидание где-нибудь возле метро, чтоб, не дождавшись, ему было бы легче возвращаться…

— Какой гуманизм, — вставил Стас.

— Они клюют на мою челку, — продолжала Оля, медленно надевая плащ.

Только теперь стало заметно, какое у нее бледное лицо. Левка нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Как скаковая лошадь перед стартом.

— Ты б пошел проводил Олю, — предложил Филипп. Вторично предлагать Левке было не надо.

Когда Оля и Левка вышли, Филипп спросил у Онегина:

— Что с ней?

— Дозу схватила. Сто рентген сразу. Даже непонятно, каким образом… Вернулась из командировки — и на тебе…

— Ну и что?! — Стас поднял голову.

— Ничего. Надо беречься… А она видите какая?

Капля олова сползла с паяльника и прижгла Стасу палец. Филипп врубил питание. Дробный перестук насоса срезал тишину лаборатории…

— Что она пишет?! Неужели нам нет привета? — Новер становился на пуанты и заглядывал через плечо Филиппа. В нос Филиппу ударил запах кислых щей и пережженного кофе. Он чуть отодвинулся от Новера и продолжал чтение.

— Пишет, что подвернулась путевка на двенадцать дней, — оторвался от письма Филипп.

— А как же служба?

— Пишет, что согласовала. Просит вас поцеловать. Считайте, что я это сделал.

— Ах, как мило, — залепетал Новер. Он был счастлив вниманием матери Филиппа.

Из комнаты вышла высокая и не по годам стройная Нина Павловна Ковальская. Жена и в прошлом партнерша Новера по классическому дуэту. Сам наследник Константин подарил ей когда-то треснувшую камею. Нина Павловна клялась, что камея треснула уже во времена нэпа. Камею хранили как реликвию вместе с остроконечной буденовкой — подарком кавалерийского батальона. Дата — 1919 год. От того же батальона Новеру достался один хромовый сапог. «Когда дарили, была пара», — уверял Новер… Забавные старики. От них пахло воспоминаниями и нафталином…

— Феликс Ковальский вы сдали кастелянше узел с бельем? — спросила Нина Павловна. Она обращалась к мужу на «вы», по имени и фамилии. Удивительно, от этого старый Новер сбрасывал полвека…

Филипп знал «кастеляншу» — дворничиху Лизу. Она подрабатывала мелкой стиркой у актеров бывших императорских театров. Дворничиха была горласта и держала своих клиентов в страхе.

— Дворничихи нет дома, — ответил Новер. — Ты знаешь, Нинуся, Александра Федоровна выхлопотала себе путевку на двенадцать дней. Я так счастлив…

— Двенадцать дней? Очень жаль! — веско проговорила Нина Павловна.

Намекает. Какое ее дело?! Будто Филипп ходит в коротких штанишках. Почему он поздно возвращается?! Где он вчера ночевал?!

— В нашей квартире живут порядочные люди, — продолжала Нина Павловна, глядя на Новера, но обращаясь к Филиппу. — .Жизневы — интеллигентные рабочие люди. Мы — пенсионеры. Александра Федоровна — труженица. А вы?! Пользуетесь, что мать за столько лет поехала отдохнуть… Спрашивается, где вы ночевали эту ночь? Ведь вы еще мальчик!