Илья Штемлер - Гроссмейстерский балл

Стас подхватил Олю на руки и понес С ноги соскочила туфля. Ее поднял Левка… Они шли по коридору. На бетонных стенах переплетались провода, кабели, тросы. Филипп поддерживал голову Оли. Левка нес туфлю. Навстречу шли люди в синих халатах и комбинезонах. Люди понимали, что расспрашивать не надо. А может быть, они знали Олю. Здесь все друг друга знали. Лишь одна девушка спросила. Всего одна. Она вышла из бокового прохода. И от неожиданности ей стало страшно.

— Ой, кто это?!

— Принцесса де Бройль ищет друга! — проговорил Стас.

Он сказал так, потому что не мог сказать иначе. И никто не улыбнулся. В голосе Стаса шутки не было. Пожалуй, и Филипп не узнал голос Стаса…

Олю принесли в амбулаторию и положили на кушетку. Старенькая медсестра побежала в соседнюю комнату за шприцем. Четверо из «Ядерной» остались в приемной. Сразу и не сообразишь, что надо выйти… Оля чуть зашевелилась. Стас встал на колени, нагнулся к ее голове и что-то принялся говорить. Ребята переглядывались. Ничего не было слышно. А Стас говорил… Его светлые волосы касались темной челки.

Оля слегка приоткрыла глаза и едва заметно улыбнулась.

— Псих…

Вошла медсестра со шприцем и ампулкой.

— Ну и нахалы! Уходите немедленно! Вот и хорошо, что ей лучше… Укол необходим, она под наблюдением…

Ребята вышли.

— Второй раз с ней такая штука, — проговорил Онегин.

— Ты что ей шептал? — спросил Левка.

— Производственная тайна! — ответил Стас. И в его голосе опять не было шутки. — Дай коробку.

Левка достал красную коробочку с собачьей мордой. Стас сунул ее в карман.

… До остановки автобуса они шли втроем. Разговаривать не хотелось. Первым отделился Стас. Он, не прощаясь, вскочил в свою «шестерку» и уехал. Левке — в противоположную сторону. Ему надо перейти улицу и сесть в троллейбус.

— Погоди! Мне хочется с тобой поговорить, — произнес Филипп, не подавая руки.

Левка посмотрел на Филиппа и усмехнулся. Он догадывался, в чем дело.

— Ты дал Кире номер телефона?

— Нинкин? Я! А что?! Я так растерялся, услышав ее голос, что тут же дал номер телефона… Ты ведь знаешь, как я недолюбливаю Киру.

— Она тебе платит тем же.

Левка пожал плечами.

— Мой троллейбус! Пока!

— Успеешь! Черт с ним, с телефоном! Но кто тебе дал право сообщать Кире, что я хочу жениться?!

— О! Это — упущение! Но клянусь, мне захотелось ее позлить. Представляешь, такой случай. И потом, хорошенькое дело, не так часто женятся мои друзья, чтобы я еще молчал!

— С телефоном ты поступил как баба… Настоящий мужчина порекомендовал бы ей узнать у меня. А с болтовней о женитьбе ты поступил как трепло! Ясно?! — Трепло! — повторил Филипп, глядя в большие черные Левкины глаза.

На них стали оборачиваться люди. Можно отойти к ограде сквера. Для этого надо сделать три-четыре шага… Отошли.

— Ты что молчишь?!

— Я слушаю. Мне хочется знать, что ты еще думаешь обо мне?! — произнес Левка.

Филипп выругался и повернулся. Левка стремительно загородил ему дорогу.

— Ты слишком много наговорил, чтобы просто уйти. Ты должен извиниться…

— Я?! — Филипп с искренним изумлением оглядел Левку. Его сжатые кулаки. — Мне извиняться?! Скажи спасибо, что я тебе не дал по шее.

— Извинись! — повторил Левка. — Если хочешь, чтоб я хоть немного тебя уважал.

— Плевать мне на твое уважение, — разозлился Филипп. Он не понимал Левку, и это его злило. Левка чего-то недосказывал. Секундное выжидание… Левка молчал, глядя Филиппу в глаза. Надоело. Филипп прошел, отодвинув Левку плечом.

На углу возле газетного киоска стояло несколько человек. Филипп пристроился к очереди и купил «Вечерку». Он редко покупал эту газету. Он и сам не знал, что его заставило это сделать сейчас. Отойдя от киоска, он развернул газету и, делая вид, что читает, бросил взгляд на остановку.

Левка стоял у ограды. И вероятно, смотрел на него. Издали трудно разобрать… Ну и пусть смотрит. Сейчас подойдет троллейбус, и Филипп уедет. Подошел троллейбус… Потом подошел еще троллейбус. Стоять посреди тротуара с развернутой газетой глупо и неудобно. Затормозил третий троллейбус… Филипп сложил газету и подошел к Левке.

— Что ты стоишь?

— Жду, когда ты вернешься.

— Ну вот я вернулся.

— Извинись!

— Идиот! Если ты не перейдешь улицу и не влезешь в свое такси, я уйду, посмотришь.

— Твой тон можно расценивать как извинение, — проговорил Левка. — Все в порядке. Я пошел.

— Что означают твои намеки?! Я по носу вижу, что ты мне хотел что-то сказать.

— Слушай, ты, порядочный человек… Однажды я тебя познакомил с девушкой. Мне нравилась эта девушка. Ты это знал. Потом я пришел с ней к тебе домой. Я пришел. Но вскоре я ушел. Девушка осталась у тебя. Моя девушка. С ней я встречался. Ты это знал. И вместо того чтобы дать понять, что она персона «нон грата», ты, ее пригласил пить кофе. Все как в порядочном доме. Я должен был сказать тебе: подлец! Но я молчал. Мы друзья. Я ждал. Ты с ней виделся каждый день. Я с тобой также виделся каждый день. Мы с тобой говорили о чем угодно, о ней — нет! Ее не существовало! «В семье повешенного не говорят о веревке», и эта сентенция тебя устраивала. За ней ты скрывал свою трусость. Я во второй раз имел право сказать: подлец… Я опять молчал. Ты считал, что Левка — чудак, что Левка — так себе, что Левка обойдется. Ты пользовался нашей дружбой как трус. Но ты заговорил. Когда я чем-то тебе не угодил.

— Я люблю ее.

— Ты считаешь, что это панацея от элементарной порядочности?! Черт с тобой, люби! Но ты не имеешь права плевать мне в душу своим высокомерным чванством.

Левка торопливо пересек мостовую. Филипп смотрел ему вслед. Ведь он прав! Он тоже любит Нину! Конечно, он тоже… Им надо все выяснить. Пусть поздно… Филипп догнал Левку у самой остановки.

— Извини меня… Я наломал дров. Ты должен меня понять.

— Отстань.

— Ладно, не лезь в бутылку. Пройдем одну остановку…

У Левки были грустные глаза. Черные и очень грустные. Он вошел в троллейбус.

Филипп остался один.

Рябчиков искал наряды. Он просмотрел все ящики верстака. Пусто. Надо спросить у бригады. Заговорить с ребятами Рябчиков не решался: бригада не знала об этих нарядах, и не надо ей знать. Но другого выхода нет. Сто пятьдесят рублей на улице не валяются… «Понятия не имеем. По чужим верстакам не лазаем». Даже не поинтересовались, что за наряды.

К Рябчикову подошел настройщик Шульгин, лысый мужчина по прозвищу Дамский закройщик. У Шульгина пятеро детей, и все девочки.

— Кончай волынку, Рябчик. Не зарывайся.

— А что?!

— А то… Рекламация пришла из Игарки. Начальник цеха приказал ремонтировать за счет бригады.

— А я при чем?

— А при том. Станция твоя… Днем ты пресс-форму для инвалидов организовываешь, а ночью станцией занимаешься. А какая работа ночью?