Константин Локотков - Верность

При последних словах что-то вроде просительной, виноватой улыбки мелькнуло на лице Семена и пропало.

Это движение в лице товарища не ускользнуло от внимания Федора, оно будто приоткрыло в Семене какую-то слабую, незащищенную частицу души. Одно неосторожное слово, неверный шаг, и Семен готов был снова замкнуться. Он сидел, поникнув, и Федор чувствовал: чем дольше будет длиться молчание, тем меньше возможности откровенного разговора.

«Буду говорить прямо! — решил Федор. — Зачем лукавить? Да и не получается у меня…»

— Знаешь, Семен, что мне показалось? Ты думал, что письмо от отца? Я угадал?

Против ожидания Семен не растерялся и не смутился, он только как-то напрягся весь, да глаза посветлели.

— Да. Я думал: от него. А что? Разве это очень важно?

— Что значит важно? Мне показалось. Он тебе пишет?

— Два раза писал.

— Ты не ответил?

— Зачем он мне нужен? Я не хочу о нем думать и знать!

— Вот хорошо! — обрадовался Федор и, выйдя из-за стола, остановился перед товарищем.

Неожиданно для себя он обнаружил, что очень волнуется и не знает, как быть дальше. Препятствие, которое стояло перед ним — отец Семена, — было устранено, и с легкостью, которую он не мог предвидеть… Значит, «воинственность» Семена, которая сквозила в его анкетах и заявлении, — все это уже прошлое? Федор не знал, что же дальше делать. Но он видел теперь гораздо большее: с Семеном можно говорить без обиняков.

— Слушай, Семен. Ты очень уважаешь директора?

— Директора? Уважаю.

— Он пишет: ты не хотел учиться. Почему?

— Зачем ты это спрашиваешь?

— Да интересно. — Федор, смеясь, взял Семена за руки. — Кто же поверит, что ты не хотел учиться? Отчего же упрямился?

— Почему да отчего… Не все ли равно?..

— Нет, все-таки… И директор вот удивляется. Он тебя очень любит!

— Любит… — Какое-то воспоминание, может быть об отце, на миг изменило черты Семена, он сжал руки, трепетно вздохнул. Опустив голову, минуту посидел так, словно забылся, потом вдруг резко поднялся со стула и с неожиданной страстью проговорил: — Любит? Теперь я… вижу, хотя не знаю… за что. А тогда… Зачем мне это было, скажи! Я не хотел… так! Я хотел, как все! Зачем он меня выделял? Любит или не любит, но — как всех. — Видимо, накипело в душе Семена, он произносил эти слова почти с наслаждением, точно радуясь, что наконец может освободиться от их тяжести. — Он мне и деньги давал, я не брал… Почему мне? Что я ему? Я же все понимал: отец — такой, вот поэтому… — Он махнул рукой и отошел к стене, сел там на стул. Лицо его выражало досаду и утомление, он точно сожалел о чем-то… О вспышке своей, что ли?

— Говори, говори, — сказал Федор.

— Что говорить? Все ясно. Ты вот мне скажи: зачем обо всем этом спрашиваешь?

— Как зачем? Ты мой товарищ…

— Товарищ… — Семен вздохнул, махнул рукой. — Какой я тебе товарищ!..

Заметив возмущенное движение Федора, он испуганно поднялся:

— Федор! Я понимаю все… Я хотел сказать… Вы вот дружите, а я…

Он запнулся.

— Что ты?

— А я… ничем не могу ответить… вот!

— Почему? — спросил пораженный Федор. — Ты что глупости городишь? Чем ты хуже любого из нас?

— Не знаю… Отвык я как-то… от всего этого… Ты вот говоришь: общественная работа… А раньше я разве не участвовал? Ведь пионером был…

— Я знаю это. Я уверен, что ты и сейчас сможешь. Знаешь что? Прочти сначала письмо…

— А можно?

— Конечно. Какие могут быть секреты!

Семен взял конверт, осторожно развернул. Отошел к окну, принялся читать. Прочел и некоторое время стоял неподвижно, не оборачиваясь.

— Что ж, — наконец сказал он и медленно повернулся. Лицо его было добрым, глаза светились мягко и застенчиво. Он протянул письмо. — Возьми. Он правильно пишет. И вообще — он чудесный человек.

— Дай руку! — сказал Федор.

Семен подал руку и смутился.

— Ну, подумаешь… ладно, — заикаясь, сказал он.

Федор обнял его за плечи.

— Семушка! У меня есть друг Анатолий, он всегда в таких случаях говорит: «Наплевать и забыть». Вот и ты: наплюй и забудь! То, что ты придумал, не существует. Не надо сторониться людей. Не надо думать, что ты хуже товарищей, а потому недостоин их дружбы. Между нами говоря, хорошо еще, что никто не знает об этом, а то бы всыпали тебе по первое число. — Федор засмеялся. — Ишь, придумал! И обижаться не надо на людей. Директор вот пишет, что ты обиделся на людей… Зачем это? Разве они желают тебе зла? Но, может быть, некоторые иногда спешат, не замечают человека. — Федор подумал, нахмурился. — Есть такие! Но им за это вот от таких, как директор, здорово попадает: «Смотрите, черти, помогайте друг другу!» На отца ты правильно смотришь — оторвал и забыл. И тут тебе особенно нечего раздумывать и волноваться. Я давно хотел с тобой поговорить на эту тему, да разве с тобой столкуешься! — Федор, улыбаясь, сжал плечо Семена. — Мало того, что плетешься где-то в стороне, чуть что — сразу в свою норку, и ни за что не вытянешь… Но теперь, Семен, я от тебя не отстану. Да ты и сам подумай: зачем тебе эта поза? Что в ней хорошего? Иди к нам, давай работать вместе. Трудно сначала? Пересиль себя! Без умения жить с людьми, без постоянной потребности приносить пользу обществу ты не можешь стать хорошим инженером. Конечно, ты сам это хорошо понимаешь. Я тебя хочу спросить: у тебя есть желание помогать институту?

Семен ответил не сразу. Есть ли у него желание? Этот вопрос для него звучал сейчас так же, как если бы его спросили: хочешь ли быть таким, как все?

— Что я могу сделать для института? Я бы хотел, да разве я смогу? Я отвык, Федор.

— Вот и надо привыкать.

— Я ничего не могу. Ну что? Я только могу с книгами… учиться. И все.

— О! — подхватил Федор. — Это много. Это значит, ты все умеешь.

— Как так?

— А вот как! Ты член технического кружка?

— Нет.

— Почему?

— Да так. Что там интересного? Зады твердят.

— Вот! И я так думаю! Мы с Виктора снимаем обязанность руководителя, он только внешний лоск наводит, а дела не видно. Пусть занимается литературным кружком. А руководителем технического кружка назначим отличника Семена Бойцова!

— Это очень смело, — сказал Бойцов. Мысленно представив себя в роли руководителя, он усмехнулся: Бойцов — руководитель!

Но Федор говорил так («Ой, хитрый!» — подумал Семен), словно у него не только не было никаких сомнений, но даже как будто он был недоволен собой, что так поздно предложил Семену руководить кружком; он даже покачал головой и произнес:

— Черт возьми, а? — Сперва в досаде поморщился, а затем восхищенно посмотрел на Семена. — Согласен?

— Я не справлюсь.

— Не хочу и слушать! Через четыре года дадут тебе цех или конструкторское бюро, тоже скажешь: не справлюсь?

«А в самом деле? — подумал Семен. — Там цех, а здесь только еще кружок…»