Иван Корнилов - В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы]

Дни и месяцы с зимы до мая, эти серые без просвета, унылые без отрады, длинные и холодные будни — все забылось-развеялось в один миг, и Полянову въявь представилось, что их тогдашняя встреча сейчас продолжается. Тогда она одна танцевала вокруг него, с сантиметром, а сейчас они танцуют вместе — только и всей разницы.

— Скажите, а если бы, как в сказке, исполнились три ваших желания, что бы вы попросили? Вы когда-нибудь были на ипподроме? Или вот еще интересно: вы любите разговаривать сами с собой?

Всё — как тогда! Встреча их продолжается. Полянов засмеялся от радости. Алена взглянула на него долгим взглядом и не стала спрашивать больше ни о чем. Зато Полянов разговорился. Он говорил, говорил, никак не мог наговориться, совсем заболтался. Алена слушала его со странным, с обязывающим и как бы даже озадачивающим вниманием.

Неожиданно все четыре светильника погасли, радиола потешно сползла в низы и замерла на полутакте. Тут все заулюлюкали, засвистели — совсем как в кинотеатре, когда обрывается лента. Но скоро все увидели, что в зените, прямо над головой, стоит месяц — большой, ясный и круглый. Ни дымка, ни единое волоконце от облака не мешали ему показать своей полноты. Танцующие как были парами, так парами и примолкли, запрокинув головы. Все смотрели на месяц в немом изумлении.

Алена подставила лицо под свет, как подставляют его под теплый, благодатный дождь. Казалось, если погладить сейчас это лицо, оно окажется мраморно гладким и мраморно прохладным. Полянов едва удержался, чтоб не сделать этого — не погладить. А лицо ее между тем клонилось все ближе. Чуточку нагнись, прильни, и никто-никто тебя не осудит, даже и не увидит никто — все вокруг беззастенчиво целовались.

Может, и она ждала поцелуя?

Не прикоснулся… Он боялся к ней прикоснуться. Он волновался, радовался своему волнению и берег его в себе как бы впрок, на будущее. Хотелось, чтобы длилось и длилось это неподвижное очарование. Чтобы месяц сиял и сиял — немо, ровно, мудро. И чтобы это сияние осталось бы в нем на всю остальную, теперь уже хорошую жизнь. Белым, молочным рассветом он поведет Алену домой. Они пойдут незнакомыми проулками, мимо бесконечных плетней и оградок, висячим через Бланку мостком. За мостком будут заливные луга, запахи первых почек и недавней полой воды. Потом тропка поведет их куда-нибудь вдоль речки, и свет от месяца будет лежать по воде прямой серебряной дорогой.

Лунная пауза длилась недолго. Вскорости светильники снова зажглись, радиола взвыла с низов до нормального тона; и с того же самого полутакта, на котором музыка замерла, теперь с этой же точки все возобновилось и пошло прежним порядком.

Сон развеялся. Пр о водов через луга не состоялось тоже: Алена жила, оказывается, рядом с парком. И тогда, чтобы подольше сохранить свою радость, Полянов отправился гулять в одиночку.

Все, о чем думалось ему до этого, — все было: и белый молочный рассвет, и хитрые незнакомые проулки, и висячий через Бланку мосток. И всю дорогу сопровождал Полянова месяц. До самого солнечного восхода ходил Полянов. Он ходил и носил сам себя очень бережно: глянуть со стороны — учится человек ходить. Переклики петухов в то утро казались Полянову ликующими. Коровы мычали проникновенно, сердечно. Роса в траве не блестела — сияла.

И второй вечер праздника они весь протанцевали. И снова Полянову хотелось прикоснуться к Алене — хотя бы щекой к щеке, но он опять не спешил. И была особенная прелесть в том, что он не спешил.

Неужели она поняла это по-своему? Его бережность она, как видно, приняла за холодок. Или еще того хуже — за робость. А может, Алена подстроила ему это «свидание» — свидание с самим собой? После того как в последнюю их встречу он все-таки ее поцеловал… Так и есть: она задумала его проучить. Постой-ка на этом бугре, поглазей на распросторную долину и подумай, до чего ты докатился. Ты развращен! Не порочен ли человек, который встречается с женщинами, не любя их? А ведь все эти женщины так или этак обездолены. Они, как и ты, в бесконечном ожидании. А ты забыл про это, забыл! Постой-ка здесь, подумай…

Когда он вернулся домой, на его столе в кухне лежал толстый конверт. Это была книга. Его книга. Первая в жизни. Чистенькая, атласно-скользкая, она еще пахла клеем. Полянов качнул ее в воздухе на ладони, как бы желая определить ее вес. Потом он открыл книгу и увидел свой портрет: мрачный человек смотрел на него с портрета. Полянов положил книгу обратно и с удивлением отметил, что он не обрадовался. Нет, он не обрадовался! Вот так-то оно, друг мой! Никакие успехи и продвижения по службе, никакие премии, звания и ордена не сделают человека счастливым, если нет для него самого высокого счастья — любви. А может, оттого он не обрадовался, что целиком, весь был уже в замыслах о новой своей книге.

Нехорошо поташнивало. Еды никакой не осталось, а столовка теперь закрыта. В хозяйственной сумке нашлись три картошины, он бросил их в кастрюлю, зажег газ.

«Была бы Алена… Была бы Алена, — мысленно твердил он и с трудом додумал эту мысль: — Работал бы. Эх и работал!.. Работал? Стоп! А для чего ты, собственно, пишешь? Ах, теперь у тебя книга! Но мало ли книг, которые никому не нужны?»

Ну — дожил! Раз пошли такие мысли, пора уезжать. Поскорее. И куда на ум придет. Хоть к черту на рога!

Пошвырял в чемодан рубахи, носки, бритву. Аккуратной стопкой уложил бумагу. Закрыл форточки, занавесил окна. В путь, путешественник, человек без тыла! Переезжая с места на место, нанизывая впечатления, как бусы на нитку, путешественники заглушают тоску по кому-то или по чему-то, но стоит остановиться им, и тоска сейчас же возвращается.

И, уже дверь за собой прикрывая, Полянов ясно понял, что нынешний его отъезд — хотя бы и самый дальний, не изменит в его жизни ничего. Не излечит в этот раз его от тоски и работа. Что же делать? Что делать?

Прежде всего надо было разыскать Алену. Для чего? Не для того ли, чтобы поблагодарить ее за урок, за свидание с самим собой, за раздумий наедине с природой? Брось, Полянов, брось!.. Не лицемерь хотя бы перед собой. Она тебе нужна — вот в чем дело! Надолго нужна, на целую жизнь!

Хозяйка ее квартиры молча оглядела Полянова и подала ему записку.

«Милый мой человек! Уверяю вас: это не тот глупый случай, когда назначают свидания и нарочно не приходят. Я уехала, но скоро вернусь. Говорили, что любите мои вопросы, так вот вам вопрос: вы умеете прощать? До скорой встречи. Алена».

— Вам известно, куда она уехала? — в сильном волнении спросил Полянов хозяйку.

— Домой. Отец опять заболел.

«Домой? Ну что ж, и я поеду туда же. Заодно и с родителями познакомлюсь».

«Это не тот глупый случай… Я уехала, но скоро вернусь».