Иван Вазов - Повести и рассказы

; на третьей — «Свободная Болгария!!!» с тремя восклицательными знаками. Но всего любопытней были болгарские табачные лавчонки. Вот, например, лавка, дверь которой открыта. На внутренней стороне двери, то есть на той, которая сейчас обращена к улице, изображен турок в традиционной чалме, а в руке у него трубка с длинным чубуком. Впрочем, прохожий вряд ли заинтересуется этой работой совершенно заурядного и неискусного маляра, если не заметит под коленями турка нацарапанную гвоздем надпись, сделанную, вероятно, патриотом табачником: «Долой тиранов!» Так же размалевана дверь другой табачной лавки, расположенной подальше, но надписи на ней нет; зато кто-то выколол глаз у достойного турка. Другой табачник, должно быть еще более пламенный патриот, еще более страстный ненавистник турецкого племени, велел изобразить рядом со своим турком хэша {3} 3 Хэш (болг. хъш) — буквально: бродяга, босяк, скиталец, презрительная кличка, которой болгарская буржуазная эмиграция именовала представителей революционно-демократических эмигрантов, главным образом участников повстанческо-гайдуцкого движения. Последними эта кличка была принята как почетное прозвище, отличавшее их от консервативных и буржуазно-либеральных элементов болгарской эмиграции в Румынии. с саблей наголо и в такой позе, словно он уже готов зарубить злополучного чалмоносца. Покупатели, заходившие в подобные лавки, были в большинстве эмигранты и хэши. А хозяева лавок все без исключения были «народные», то есть народолюбцы, патриоты. Надо сказать, что в Румынии «народным» называл себя каждый болгарин, который спасся от петли, тюрьмы или турецких зверств, имел хоть какое-нибудь состояние и по мере сил помогал неимущим, всеми презираемым хэшам, оставшимся в живых после разгрома героических чет Хаджи Димитра {4} 4 Хаджи Димитр — Д. Николов Асенов (1840–1868), выдающийся болгарский революционер, одни из организаторов борьбы против турецкого засилья; погиб во главе своего отряда в сражении с турецкими войсками на вершине Бузлуджа. Ботев посвятил его памяти одно из лучших своих стихотворений («Хаджи Димитр»). и Филиппа Тотю. Каждый такой «народный» табачник отпускал в долг табак своим соотечественникам в радужной надежде, что с ним расплатятся, когда наступят лучшие времена; а если и не заплатят, — ничего. «Ведь они, хэши, люди бедные», — говаривал он с усмешкой.

— Бай Андо, отвесь-ка мне еще двадцать пять драм табаку да припиши к моему долгу, — говорил «народному» табачнику какой-нибудь рослый хэш, обтрепанный и немытый, — я нынче утром просил денег у чорбаджии, а он говорит: «Приходи завтра» Он мне помогает, правда истинная, но если обманет и завтра, я ему голову проломлю, псу этому…

— Крумов! — говорил другой хэш, обращаясь к владельцу бакалейной лавки. — Дай мне в долг еще два франка.

— Промотаешь и их — знаю я тебя… Вот тебе пятьдесят бан {5} 5 Бан — мелкая румынская монета, 1/100 часть леи. , трать их на здоровье! — отвечал Крумов.

В те времена болгарские эмигранты носили вымышленные фамилии, и присвоить себе громкое имя считалось признаком патриотизма. Встречались в этой среде люди, называвшие себя Перунов, Асенев, Балканский, Левский, Громников, Планинский и т. п.

Но давайте войдем в корчму, окошко которой еще светится в ночной тьме.

Эта корчма помещалась в глубоком подвале, в который спускались по витой лесенке с крутыми ступеньками.

Корчму освещала висевшая на потолке закопченная керосиновая лампа с треснувшим стеклом.

Воздух здесь был теплый и спертый, густой от ламповой копоти, табачного дыма и кислых винных паров. К одной стене была прибита высокая, залитая жидкостью полка, на которой были расставлены «по ранжиру» рюмки, стаканы и кувшины. К противоположной стене были прилеплены литографии, изображавшие бои четы Хаджи Димитра при Вырбовке и Караисене {6} 6 …бои… при Вырбовке и Караисене — села в северной Болгарии, у которых в 1867 г, (Вырбовка) и в 1868 г. (Караисен) произошли памятные сражения болгарских повстанческих отрядов под командованием Филиппа Тотю и Хаджи Димитра с башибузуками и турецкими военными частями. и церемонию принятия присяги, совершенную этой четой на берегу Дуная. Не стоит описывать эти картинки подробно; на нашей родине они встречаются всюду, и каждый из нас в свое время смотрел на них с благоговением и восторгом. Заслуживала внимания другая картинка, грубо намалеванная от руки и прилепленная к стене под тремя первыми. Слева на ней было изображено что-то вроде селения. Из этого селения выходили крестьяне. Впереди шел старик турок в огромном тюрбане, с блюдом в руках, на котором лежал каравай хлеба. Против этой буколической группы стояла другая группа — вооруженные люди в белой хэшевской одежде, в царвулях {7} 7 Царвули — крестьянская обувь из сыромятной кожи. и высоких шапках с маленькими кокардами в виде львов. Между этими группами маячил какой-то великан, высоко поднявший красное знамя с начертанными на нем словами: «Свобода или смерть!» Внизу крупными корявыми буквами было нацарапано объяснение, из которого явствовало, что на картине изображена встреча, устроенная чете Хаджи Димитра одним видным турком, не помню уж в каком селе. Объяснение завершалось словами: «Да здравствует храбрый Странджа-знаменосец!»

В глубине подвала на нарах сидела компания из шести человек.

Все эти люди были хэши или почти хэши. Старший и самый рослый из них, длиннолицый, худощавый человек с изжелто-бледным лицом и густой черной бородой, лежал, вытянувшись, у самой стены и время от времени выпускал изо рта густые клубы табачного дыма. Он внимательно слушал рассказ одного из собеседников. Рассказ этот, как видно, очень интересовал его: он то морщил свой покрытый шрамами лоб, выражая этим сомнение, то утвердительно кивал головой в знак согласия. Нередко он прерывал рассказчика кашлем и громкими возражениями:

— Нет, нет! Тончо Тралалу убили при Сары-яре {8} 8 …убили при Сары-яре. — Сары-яре (ныне Хаджи-Димитрово) — село близ г. Свиштов. , а вовсе не в деревне. Врешь, Македонский!..

Или:

— Это был Иванчо Гырба… Тот самый Гырба, что застрелил Мишева из револьвера… нарочно… Я знаю, он нарочно убил Мишева, окаянный!

— Правильно! Я тоже вспоминаю… Это был Черкес, а не Селвели Мустафа… Да, так и было… я сам видел, как он упал. Ты прав, Македонский!..

Или:

— Я его убил, мерзавца. Чуть знамени не выпустил. Там меня и ранили.

И он громко кашлял, задыхаясь.

Потом опять слушал.

Рассказчик был ражий детина с маленьким рябым лицом, длинными седыми усами и лукавыми дерзкими глазами. Он был одет в слишком широкое для него изношенное пальто без пуговиц и носил громкое имя — Македонский. Как он жил до своего приезда в Румынию, не знал никто; слышали только, будто он был воеводой какой-то гайдуцкой четы в Македонии. Возможно, что именно благодаря этим слухам он пользовался большим влиянием в среде своих товарищей хэшей.

Читать дальше