Василий Лебедев - Золотое руно [Повести и рассказы]

— Так тебе я и поверил!

— А тебе не все равно продавать-то?

— Сейчас нет таких денег, на которые покупают корма, хоть бы, понимаешь, и солому. Не напечатали еще таких денег!

— Другой стыдился бы говорить о продаже! Я тебе вдвое отдам с нового урожая.

— Дорого яичко во христов день! — прищурился Бобриков. Ноги его в добротных ботинках поигрывали на притаявшем ледке — соображал что-то. — Там, в скирдах, тонн около сорока соломы будет, а то и больше. Это если на пуды…

— Ну, две с половиной тыщи пудов, раз на пуды, — оскалился Орлов здоровой бело-розовой улыбкой.

— Мне надо молоко, понимаешь? Вот молоком и плати!

— Что-о?

— Не чтокай, а если хочешь солому — вези молоко вот ему, тонны четыре, и пиши на мой счет!

Бобриков не видел, как побелел Орлов: он простился с директором молзавода и «пофутболил» к машине, уверенный, что дело он обделал как нельзя лучше. Действительно, ненужную солому пристроил, на четыре тонны увеличил удой за счет конкурента, значит, разрыв — восемь тонн!

— Матвей Степаныч, садись в мою! — Орлов догнал его и с мягкой настойчивостью потащил к своему «Москвичу».

— Ладно, ладно, не толкай! Доеду уж до управления.

Махнул своему шоферу, чтобы следовал за ними, и обе машины снова полетели в центр города.

— Надо бы и мне зайти в управление, — проговорил Орлов, прикидывая, как ему пристыдить Бобрикова за этот невиданно позорный торг. Он весь был во власти злости, и злости по-настоящему крутой, но ничего не мог придумать пока. — Надо бы, да опасаюсь завязнуть в кабинетах — пока всех обойдешь!

— Я тоже на минуту, только уточню цифры, понимаешь, экономика!

«А ведь он действительно экономист, черт его закатай! Не уступит солому за деньги — придется молоком отдавать, бяка дело…» Вслух спросил:

— Ну, как я вожу машину? — и точно вписался в поворот у исполкома, остановился у подъезда нового, плоскостенного здания.

— Да все вы нынче мастера! — буркнул Бобриков и нахмурился — вспомнил, должно быть, выступление Дмитриева.

— Тогда едем в моей до перекрестка? Дорогой и порешим окончательно с теми скирдами. Я подожду!

Сачок оказался под «судаком»: Бобриков согласно махнул рукой и двинулся к дверям исполкома.

«Экономист, экономист, — прицельно прищурился Орлов. — Хорошо, я сдержался и не схватил его за грудки».

Он сидел в тесной машине, едва не касаясь руля сухими, острыми коленками, похожий на большого кузнечика.

Из мясного магазина, что был как раз напротив исполкома и зарился на площадь огромной витриной, вышел инженер молочного завода Боровой. Поморщился от солнечного света. Подошел. Орлов опустил стекло.

— Привет передовикам!

— Здравствуй. — буркнул Орлов, сунул Боровому руку, как из амбразуры. — С вами станешь передовиками!

— А что?

— Он еще спрашивает! А цистерну молока кто завернул обратно?

— Кислотность высока…

— Кислотность высока! Это в такое время высока? Морозы еще, утренники, а у вас хватает нахальства говорить о кислотности! Ты проверял молоко? Разве оно скисло?

— На то лаборатория…

— Я вот как-нибудь доберусь до вашей лаборатории! Директор там у вас тоже хорош: кому вкатит кислотность, кому — так пройдет. Вон Державе ни одной цистерны не завернул. Это почему? Что у него, доярки чище? Да у него не доярки — сброд, каждый месяц меняются, а у меня кадровые, чистюли. Знают дело!

— Вот и радуйся, если кадровые!

— Просмеетесь! Я вот возьму вас с директором за шиворот да вот сюда, на четвертый этаж, к прокурору, сукиных сынов! Вы у своих борзыми берете или на жирности вам хватает? А?

— Ты на меня не ори! Мне хватает дел с оборудованием, — ответил инженер, намеревавшийся доехать на машине Орлова до райпотребсоюза.

— У всех у вас свое дело, а кто же там занимается этим… Посмотришь: бегают по двору — рыла красные, глаза оловянные, будто водкой налитые. Смотри, Боровой! Выгонят — и трактористом не возьму!

— Уж очень вы, молодые руководители, горячи пошли! — выпрямился Боровой, стоявший до сих пор внаклонку. — Нынче слышал, как твой дружок, Дмитриев, директора своего захаял?

— Нет. Не слышал, — насторожился Орлов.

— То-то! Я, говорит, против своего директора. Против, говорит, того, чтобы его в президиум и вообще… О как!

— Так и сказал? — Орлов открыл дверцу, выпростался наружу.

— Так и сказал.

— Да он что — в уме?

Боровой пожал плечами.

— Постой, а он объяснил что-нибудь?

— На днях вызовут для объяснений. Не время было.

— Что же это он наделал? Что же он… Да ты сам слышал, или сорока на хвосте принесла?

— Сомневаешься — спроси самого. Вон он в магазине! Погоди! Ты куда едешь сейчас? Тьфу ты…

Орлов, не слушая, метнулся к магазину, громыхнул тяжелой дверью, огляделся с высоты своего роста, увидел приятеля и подошел к нему.

Дмитриев не был расположен к разговору и все смотрел куда-то в сторону с задумчивой рассеянностью. Это его нестроение окончательно убедило Орлова, что дело Дмитриева неважно — бяка дело, как привык он говорить в приятельском кругу.

— Ты домой сейчас? — спросил Орлов.

Дмитриев кивнул.

— Права у тебя с собой?

— Дома.

— Ну да и черт с ними! Ты не пьяный. Бери мою машину и кати домой, вези мясо, а то протухнет! — Он подал Дмитриеву ключи от машины.

— А ты?

— А меня придется везти Державе. Чего вызарился? Сматывай скорей отсюда, не порти мне малину!

— Ладно… За машину не волнуйся: я не лихач.

Дмитриев повеселел, казалось. Он обстоятельно завернул мясо в целлофановый пакет, опустил в сетку, спросил:

— Чем занимаешься по вечерам? Зубришь?

— Зубрю сквозь зубы… Ты чего отмочил сегодня?

— Ничего решительно. Просто сказал несколько слов не по тексту…

— Ладно. Чую, разговор не для магазина. Давай сегодня ко мне закатимся, поразмыслим в две головы.

— Нет. Сегодня не до посиделок, — Дмитриев нахмурился, будто перебирал в памяти дела.

— А что?

— Времени мало. За два дня надо многое наверстать в своей работе. Обдумать кое-что с людьми. Ты знаешь, видимо, нашего брата, это в крови: сначала слово выпустим, потом дело гоним, вослед.

— Все по святому писанию: «Сначала было слово…» А все же балда ты, пожалуй. Кукарекнул!

— Тебе смешно? Ну, я поеду, а то поссоримся, Андрей.

— Да, да! Сматывайся скорей! — Орлов подтолкнул приятеля в кабину. — Приоткрой стекло побольше, а то угоришь: двигатель сечет у старой галоши.

— Ну, всего! — кивнул Дмитриев.

— Всего! — Орлов поднял руку, как семафор, и с удовольствием отметил точность разворота, сделанного Дмитриевым.

Шофер «Волги» дремал. Орлов стукнул ладонью по капоту — тот ворохнулся и по знаку руки вышел.

— Айда за сигаретами! — неожиданно предложил Орлов.