Василий Лебедев - Золотое руно [Повести и рассказы]

Вопреки ожиданию, старый грек-краснобай с нами не поехал. Вчера он, содержатель фирмы, оказал редкую для туристов честь — лично встретил гостей, а сегодня представил нам в холле гостиницы нашего постоянного гида. Это была невысокого роста серьезная полнеющая, но энергичная женщина, быстрая в движениях. Лицо ее, отяжеленное возрастом, уже не было лицом Афродиты, однако гордый профиль гречанки, достоинство в походке, во всей осанке, жестах, а более всего взгляд ее крупных темнокарих глаз — всеохватывающий, неистовый, властно притягивавший к себе, — все это вместе с элегантным и в то же время практичным темным платьем заслоняло естественные утраты, что не минуют женщину после пятидесяти.

«Один мудрец учил народ, что половиной всех красот портным обязана природа» — так сказал некогда Лопе де Вега, и если согласиться с великим испанцем и отнести половину обаяния нашей мадам Каллерой за счет прекрасно продуманного туалета, то вторую половину она легко набирала не столько из золотых россыпей былой красоты своей, а скорей за счет на редкость богатой, сильной и в то же время женственной натуры. Через полчаса мы уже не сожалели, что с нами не ловкий словосуй грек, а мадам Каллерой, тоже великолепно владевшая русским. Кроме того, наша группа убедилась еще в одном редком качестве нового гида; казалось, что она пришла не работать с нами, а наслаждаться и общеньем с нами, и, особенно, былым величием родной Греции, на фоне которого нынешняя жизнь страны вызывала у нее немало горьких восклицаний и недоговоренных фраз.

Мы медленно подымались по лестнице Пропилеев и приближались к бесценной святыне Афин — Парфенону. Акрополь… Он подымается над уровнем невидимого отсюда моря на сто пятьдесят шесть метров, а над миром возвышается — двадцать пять веков. Эта цифра неподвластна воображению. За эти века на Земле возникали и исчезали города, народы и государства, а он стоит, истерзанный варварами, потрепанный временем, и ему же служит. Акрополь вознес на себе, по существу, бессмертные сооружения греческого национального гения — Парфенон и, второй, малый храм, Эрехтейон. Это даже не песня из камня, это поистине божественная симфония, высеченная из бело-розового мрамора, и звучит она сквозь тысячелетия от золотых времен Перикла до наших дней, одаряя мир бесценным чудом красоты. Здесь даже варвары отмякали нравом от соприкосновенья с прекрасными творениями Греции и волей-неволей, рано или поздно, воспринимали эту олимпийскую высокую культуру. Недаром ростки ее проросли по всей Европе, отозвались во всем мире как добрые семена жизни, ее вечных высот. И не будь их, насколько больше взошло бы на земле чертополоха — варварства, всепожирающего эгоизма, насколько ожесточенней были бы войны и насколько дольше выходило бы человечество из их мертвого дурмана, возвращаясь к высоким общечеловеческим ценностям — миру, красоте, совершенству человеческого духа.

Счастливые греки! У них, у древних, был хорошо организованный дом, у них была надежная крыша над головой — небо, омрачавшееся лишь дождевыми тучами, их мир был ограничен на западе краем земли Атлантиды, где могучий Атлас держал небесный свод, на востоке — Колхидой, землей золотого руна, символа жизни и счастья.

— Обратите внимание! — говорит мадам Каллерой. — Колонны Парфенона несколько наклонены внутрь и друг к другу. Если мысленно продолжить их движение вверх, то они пересекутся на высоте…

Ах, мадам Каллерой! Да разве важно, что они пересекутся на высоте двух километров? Важно, что здесь, на вознесенном над городом каменном бастионе древней земли, где трепещет национальный флаг страны, пересекаются прошлое и настоящее, сошедшиеся в сокрытой, но все более непримиримой борьбе. Кто в ответе за ее исход?

В тот день мне было грустно спускаться по ступеням Пропилеев. Внизу, чуть правее, виднелась среди города скала Ареопаг, где некогда звучали голоса граждан Афин, заседал судебный орган страны и вершил надзор за исполнением законов избираемый орган контроля. Высокий дух гражданственности потребовал заточения в тюрьму великого Фидия, чьи последние скульптурные работы, прославившие его и Грецию, вызвали нарекание народа, потому что старик посмел изобразить себя на щите богини Афины… Да, наказывалось все — себялюбие, предательство, вольномыслие. Со ступеней Пропилеев видна тюрьма, где сидел мудрый Сократ, а за спиной у нас несколько скульптур кариатид, поддерживающих антаблемент Эрехтейона — тысячелетняя память о трусости и предательстве. Когда-то мужчины маленького города Каркаса и его провинции открыли ворота перед персами, не встав на защиту отечества, и за это Греция казнила трусов, а женщин обратила в рабынь. С той поры они олицетворяют наказанье, держа на без вины повинных головах тяжесть зданий… О, милая, честная, дивная Греция, бьют ли еще те древние родники?

Там, на Акрополе, я не знал, что получу ответ на этот непростой вопрос.

Второй день наша группа доживала в Дельфах.

В музее, перед тем как его покинуть, мы с другом из Костромы одновременно приблизились к каменному изваянию, имевшему вид гигантской головки бомбы, поставленной на попа, диаметром в полтора обхвата и более метра высотой. Посмотрели в глаза друг другу и одновременно положили ладони на гладкую холодную поверхность. Из музея вышли, исполненные гордости: мы держались за Пуп Земли. Да, это каменное изваяние было у греков Пупом Земли, а место это, у подножия горы Парнас, было для них центром Вселенной. Где-то бушевали страсти, воевали друг с другом города и государства, а здесь царило глубокое и мудрое спокойствие. В Афинах боролись партии, вершился суд, готовились к войнам, но без совета с дельфийским оракулом не принималось ни одно решение. Афинский поэт Солон, он же знаменитый законодатель, советовался с тутошним оракулом. Знаменитые законы Ликурга утверждались здесь же, у подножия горы Парнас. Это он, дельфийский оракул, утвердил и одобрил Олимпийские игры, освятив их ореолом мира и дружбы. Сколь велико было влияние и авторитет Дельфийского храма и его оракула, можно судить и по тому, что бесстрашные спартанцы, граждане самого могущественного в древности государства, города которого не имели защитных стен, ибо доблесть неистового спартанца была лучшей защитой, — даже эти отчаянные люди не предпринимали ни одного похода без совета оракула. А если к этому добавить, что повелители могучих государств шли, плыли и ехали сюда с богатыми дарами на поклон, то станет понятным, почему древние греки именно здесь поставили мраморный Пуп Земли. Сейчас можно только вообразить, какие сокровища стекались в этот храм, если по каждому случаю сюда приносились дары! Простой грек шел пешком или ехал на осле, чтобы освятить свою жизнь и жизнь своих детей, он вез дары. Демагоги (в буквальном переводе с греческого — вожди) везли дары в колесницах за то, что боги даровали им власть. Воины и полководцы несли дары на щитах своих перед битвами и после блестящих побед. Трудно представить сейчас, чему больше поклонялся человек древности — богу Аполлону, по преданью, воздвигшему этот храм, или поразительной красоте бесподобного сооружения.