Геннадий Семенихин - Летчики

— Сдаюсь, замполит, честное слово, сдаюсь. Никогда бы не подумал…

В стороне от бетонированной посадочной полосы упал конус, сброшенный самолетом-буксировщиком. Его тотчас окружили летчики и техники.

— Какого цвета у Пальчикова были снаряды? — спросил Мочалов.

— У Пальчикова желтые, у Ефимкова красные, — поспешно доложил Скоробогатов. — А ну-ка, Еременко, быстро подсчитать пробоины!

Пока Нефедов поднимал над землей то одну, то другую сторону конуса, десятки глаз искали дыры в сером полотнище. Сержант Еременко торопливо бубнил:

— Одна красная, две желтые, еще одна красная, еще две желтые.

— Ого! Да лейтенанту Пальчикову можно дважды поставить отличную оценку! — воскликнул Скоробогатов. — Даже у Ефимкова на одну пробоину меньше.

Конус быстро оттащили подальше от бетонированной полосы, потому что самолеты уже заходили на посадку. Вскоре и «двойка» и «четверка» зарулили на свои стоянки. Ефимков первым вышел из кабины, освободился от парашюта и, ничего не говоря подоспевшему механику, бросился к самолету лейтенанта. Пальчиков стоял рядом с истребителем и синим клетчатым платком вытирал на лбу обильный пот. Кузьма подошел вплотную и взволнованно заговорил:

— Ну и ну! У кого вы научились так вести атаку?

— У вас, товарищ капитан, — несмело ответил Пальчиков.

Ефимков порывисто сгреб его в объятия.

— Ах, молодец! А я-то каркал, что из вас не выйдет истребителя… Вот-то ошибся. Да ведь вы золотой для авиации человек!

Вряд ли когда-нибудь Пальчиков покидал аэродром таким возбужденным и счастливым, как сегодня.

На «красной линейке» высился столб, к которому обыкновенно прикрепляли боевой листок. Сейчас у столба толпились сержанты и офицеры. Пальчиков приподнялся на цыпочки. «Что там за сенсация?» И вдруг зарделся, отступил. Захотелось поскорее отойти незамеченным в сторонку. На первом столбце боевого листка рукой писаря Сеничкина было выделено красными крупными буквами:

«Летчики! Стреляйте по конусу так же метко, как лейтенант Пальчиков…»

Пальчиков неожиданно лоб в лоб столкнулся со своим механиком, сержантом Еременко. И тут летчик не удержался.

— Ну что, сержант, — озорно подморгнул он левым глазом, — и про нас сегодня упомянули. Выходит, что и мы не самые последние. Так-то!

Пальчиков ладонью поправил свою челку и, весело насвистывая, зашагал дальше…

На рассвете, пронизывая сильным светом фар густой туман, новенькая «Победа» въехала в притихший авиационный городок. Она стремительно промчалась по улице мимо зданий, погруженных в сон. Предрассветный час — это час самого крепкого сна у летчиков. Привыкшие к раннему пробуждению, в эти последние минуты отдыха они полностью доверяют будильникам, а еще больше женам, которые всегда просыпаются пораньше, чтобы приготовить все необходимое к отъезду мужей на аэродром. «Победа» сделала резкий поворот по направлению к летному полю и, не сбавляя скорости, нырнула в крутую балку. Водитель, старшина сверхсрочной службы Оверко, опасливо покосился на своего пассажира, не сильно ли тряхнул его на повороте. Нет, генерал Зернов даже не пошевелился, он продолжал сидеть, вдавив широкую спину в мягкую подушку сиденья. Оверко прошел с Зерновым всю войну и прекрасно знал, что тот не прощает даже самой маленькой ошибки в езде.

«Или решил после «снять стружку», или задумался и не заметил», — гадал водитель.

Его второе предположение было верным. Генерал поднялся сегодня в три утра, чтобы к шести поспеть в Энск. Он приехал проверить, как будет выполнена истребителями ответственная задача, о которой никто из них не знал. Сейчас Зернов еще раз повторял в памяти весь произведенный накануне расчет, чтобы лишний раз убедиться в его правильности. У въезда на аэродром «Победу» остановил часовой, строго потребовал документы. Пропуск он проверял с особой тщательностью.

— Пожалуйста, товарищ генерал, — сказал он и поднял за веревку полосатый шлагбаум.

В штабе Зернова встретил дежурный. Прозвучала громкая команда «смирно», гулко раскатившаяся по пустому коридору. Лейтенант Осинин доложил, что «за время его дежурства никаких происшествий не произошло и личный состав отдыхает». Генерал откозырял и коротко произнес: «Хорошо, вольно!», после чего по коридорам снова пошли гулять отголоски поданной дежурным команды «вольно».

Зернов откашлялся.

— Проводите меня в кабинет командира части и немедленно вызовите его в штаб.

В кабинете подполковника Земцова командующий разделся и, достав из бокового кармана шинели записную книжку, стал просматривать записи. Его высокий лоб покрылся глубокими складками. Три часа езды по дорогам предгорья не утомили генерала, он себя чувствовал бодро.

В эту минуту в квартире подполковника Земцова длинным, непрерывным звонком уже надрывался телефон. Еще не проснувшись окончательно, подполковник на ощупь снял трубку.

— Подполковник Земцов слушает. Хорошо, товарищ лейтенант. Ясно. Еду. — Он положил трубку и, сорвав с себя одеяло, торопливо стал одеваться.

Прошел одну комнату, где спали, разметавшись, дочери: пятилетняя Люба, двенадцатилетняя Ольга и семилетняя Вера, затем осторожно открыл дверь во вторую. Там на широченном диване, укрывшись стеганым одеялом, лежали сыновья Олег и Виктор — один четырнадцати, второй десяти лет. «Кажется, не разбудил», — подумал Земцов, но из детской кроватки, что стояла в самом углу, высунулась вихрастая головка самого младшего, четырехлетнего Терентия.

— Папа, ты куда? — закартавил он.

— На аэродром, сынок, спи.

Но Терентий не унимался:

— А зачем на аэродром?

— Генерал зовет, — свистящим шепотом ответил отец.

— Ну, что за генерал — спать не дает.

— Да тебя не угомонишь, — Земцов наклонился и, поцеловав сына, уколол его щеку. — Чего, как петух, поднялся? Видишь, еще темно…

У Земцова было семеро детей, включая старшего Владика, который уже учился на первом курсе института и не жил в Энске. Подполковник любил детей, много занимался их воспитанием. Заботы о доме не тяготили его. «У меня скучно не бывает, — шутил он. — Каждый день кто поет от радости за пятерку, а кто рыдает над двойкой…»

На кухне жена Земцова, располневшая, но хорошо сохранившаяся в свои сорок четыре года, с непотухшими черными глазами, Вера Харитоновна, засучив рукава, месила тесто.

— Так рано уходишь, Михаил? — удивилась она. — Возвращайся часам к восьми на завтрак. Пельмени будут.

— Постараюсь.

Так же торопливо, как и младшего сына, Земцов поцеловал жену в щеку и, на ходу застегивая блестящую «молнию» летной куртки, вышел.

Генерал Зернов сразу оживился и поднялся навстречу, едва лишь командир части доложил о себе.