Геннадий Семенихин - Летчики

Пальчиков с надеждой глядел в глаза замполиту, стараясь по глазам узнать, что у него на душе. А на душе у Оботова было хорошо. И хотя стояли они почти вплотную, подполковник шагнул к лейтенанту и крепко потряс ему руку.

— Спасибо, Пальчиков! Верю, что смелый вы и храбрый офицер. Только лететь вам не придется.

Пальчиков разочарованно отступил.

— Подождите, не расстраивайтесь, — подбодрил его замполит. — Во-первых, решение на полет Ефимкова принял не Земцов, а сам генерал. Во-вторых, генерал ни за что не послал бы Ефимкова, если бы не был убежден в благополучном исходе полета. А как по-вашему, в кого он должен был больше поверить: в Ефимкова, летчика с огромным опытом, или в вас?

— Конечно, в Ефимкова…

— Вот и правильно. Идите и трудитесь как следует на расчистке. Ведь и от этого зависит успех завтрашнего полета. А если уж понадобится повторный вылет в горы, даю слово, что доложу о вашем желании.

— Спасибо и за это, товарищ подполковник! Разрешите идти?

— Действуйте.

Лейтенант круто повернулся и почти бегом бросился на свой участок. Его звену предстояло расчищать снег вокруг зачехленной ефимковскои «двойки». Пальчиков схватил широкую деревянную лопату, с силой вонзил ее в сугроб.

— А ну, пошевеливайтесь! — буйно крикнул он сержантам. — Кто будет хорошо работать — тому увольнение в город обещаю. С девушками танцевать будете. А тому, кто плохо, рекомендую скипидар в качестве ускорителя… Взялись!

Механики ответили на шутку смехом, и работа пошла живее.

Через полчаса Пальчиков разрешил сделать пятиминутный перерыв на перекур, чтобы люди не утомились преждевременно. Опершись о лопату, он стоял у истребителя Ефимкова и с тоской наблюдал, как безжалостная метель заносит только что расчищенную площадь.

— Ну, дьяволы-архангелы! — выругался Пальчиков, грозя кулаком в небо. — Все равно с нами не справитесь. Десять, двадцать раз пройдем, а к утру все в ажуре будет.

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться, — услышал он позади себя хрипловатый голос. Пальчиков быстро обернулся.

— А-а, Железкин! — произнес он почему-то обрадованно.

— Так точно, товарищ лейтенант. Сержант Железкин. Прибыл из краткосрочного отпуска!

Пальчиков протянул ему руку и ощутил крепкое пожатие узловатых пальцев механика.

— Ну, как мамаша?

— Спасибо, товарищ лейтенант, — словоохотливо начал Железкин. — Все обошлось. Как приехал, свез ее в областную поликлинику. В районе у нее рак подозревали, а вышло, что опухоль незлокачественная. Профессор операцию делал. Пошла на поправку. Так что спасибо, — еще раз поблагодарил он, тронутый тем, что Пальчиков, командир не его экипажа, задал такой вопрос.

— Вы когда приехали?

— Прямо с вокзала. Зашел в казарму — там никого, кроме дневального. Он мне и рассказал все про майора Мочалова и лейтенанта Спицына. — Железкин вздохнул. — Скажите, где мне лопату взять, товарищ лейтенант?

— А вы не устали с дороги?

— Да что вы, товарищ лейтенант! У Железкина сил много. Какая усталость, раз такое дело!

Минуту спустя Железкин уже отбрасывал от самолетной стоянки снег.

Ветер не унимался. Небо, темное, беззвездное, смешалось с землей. Подполковник Оботов поглядел на светящийся циферблат ручных часов: половина одиннадцатого. Он пошел против ветра спиной вперед в ту сторону, где под руководством Цыганкова работали летчики, техники и механики мочаловской эскадрильи. Ветер мешал идти. Оботов с теплым чувством думал про свой разговор с Пальчиковым. «Эх, Паша, Паша, — обращался мысленно замполит к самому себе, — а все-таки до чего жалко, что ты сейчас не летаешь. Если бы ты летал, ты бы тоже, подобно этому пылкому лейтенанту, просился на розыски. Разве нет?»

Оботов повернулся и пошел вперед, навстречу метели.

Было около полуночи, когда Григорий Цыганков заехал домой, чтобы выпить стакан горячего чаю и снова возвратиться на расчистку аэродрома. Старший лейтенант устал, ныли мышцы рук, казалось, даже позвоночник был наполнен тупой болью. Он подумал о Валерии: встанет или нет? За последнее время между ними установились какие-то странные отношения. Почему-то жена стала задумчивой, молчаливой. Несколько раз Григорий пытался решительно с нею поговорить, но Валерия перебивала:

— Подожди, Гришук, не время.

И оттого, что она называла его мягко, как прежде, «Гришуком», Цыганкову начинало казаться, что в отношении Валерии к нему что-то изменилось. Но что? Лучше или хуже стала она к нему относиться — сказать было трудно. Несколько раз он заставал жену за вузовскими учебниками. Валерия читала курс хирургии с красным карандашом в руке, отчеркивала целые абзацы. С мужем она не была ни раздражительной, ни ласковой. Иногда у Григория появлялась тревожная, пугающая мысль: «К чему вся эта перемена? А вдруг она уложит вещи и уедет?» И от этого вновь пробуждалась тоска…

Войдя в комнату, старший лейтенант зажег свет. Очевидно, он слишком громко прихлопнул за собой дверь. Валерия проснулась и привстала на локтях в кровати. Распущенные волосы упали на ее белую шею.

— Опять ты в полночь, Гришук!

Григорий остановился, молча расстегнул верхнюю пуговицу комбинезона и так и остался стоять, прислонившись спиной к косяку двери. Очевидно, столько невысказанного горя было в его глазах, что Валерия Николаевна не выдержала. Выражение сонного равнодушия уступило место удивлению. Она вдруг свесила с постели ноги, нашарила ночные туфли и приблизилась к нему:

— Что с тобой, Гриша? Почему ты молчишь?

Цыганков устало провел ладонью по холодной щеке, сказал медленно, точно отрывал от себя эти слова:

— Ты жена офицера, Лера. Я не должен этого делать, но тебе скажу. Наши товарищи, майор Мочалов и лейтенант Спицын, не вернулись с задания. Они в горах, на вынужденной.

— Почему? — тихо спросила Валерия.

— Вели бой с иностранным самолетом, нарушившим нашу границу, и остались без горючего.

— Мочалов, это тот красивый майор с черными бровями? — невпопад спросила Валерия. — А Спицын молоденький, курносый, почти мальчик.

— Да. Две жизни, две человеческие жизни!

Валерия пошевелила теплыми губами, словно что-то подсчитывала в уме.

— Гриша, — сказала она задумчиво, — а ведь и с тобой это могло бы случиться… Это верно?

— Если бы я был на их месте, — подтвердил Цыганков.

— И ты бы остался там… в далеких безлюдных горах?

— Да. Тогда бы остался, — мягко улыбнулся старший лейтенант. — Но, как видишь, со мной этого не случилось, и сейчас у меня новые заботы. Я выпью стакан чаю, Лерочка, и уйду на аэродром на всю ночь, — помолчав, сказал Григорий и стал сбрасывать с себя комбинезон. — Видишь, какой буран. Но завтра все равно полетим па поиски.