Михаил Толкач - Про Тихона

— Как дела? — спросил Житнев, хотя ему хотелось вскочить и обнять этого скромного делового парня. — Подрывника видел?

Орлов закурил, устало привалился к массивному уступу скалы.

— Придет старик, договорились.

Под утро стало совсем свежо, над рекой лег густой туман. Костер потух, укрывшись белым пухом. Под белесым налетом инея очутились травы, шпалы, свежая земля котлована. И оттого на поляне посветлело.

Первым проснулся Пузанов. Ежась и подрагивая всем телом, он заплясал на одной ноге. Вторая отекла и подламывалась, как ватная. Гоша допрыгал до пепелища и стал раздувать угли. Над его всклокоченной рыжей головой поднялось серое облако легкой золы. В предрассветной полутьме заблестели багрянцем угольки, закурился дымок, вспыхнул живой язычок пламени. Лизнув сухие былинки, горячий светлячок отпрянул, мигнул на секунду и погас во мгле средь тонких веточек. Гоша дохнул сильнее: пламя, овладев всей кучей хвороста, кинулось лисьим •хвостом вверх. Кругом стадо совсем темно, только небольшой овал пригорка скупо освещался костром.

У самого огня, подогнув короткие ноги, спал бригадир. Пузанов, слушая невнятное бормотание его, рассуждал:

— Намаялся парняга. Незакаленный, от мамки недавно.

— Ты, Гоша, шаманишь, что ли? — сипло спросил Орлов, протирая глаза и зябко потягиваясь. — Ух, ядрено!

Пузанов засмеялся.

— Замерз? А мне ничего. Греет вот.

Он с силой потянул вниз широкие поля шляпы, которую почти никогда не снимал. Верх ее порвался окончательно, она села на уши, и его голова опута-лась соломенными обрывками. Пузанов смешно хлопал глазами. Оба захохотали.

Житнев спросонья озирался вокруг: где он? Сообразив что к чему, пододвинулся к самому разгоревшемуся костру и лег спиной к жару.

— Дает! — прохрипел он, шмыгая носом. Чувствуя, как отогревается спина, с ужасом подумал об утреннем обтирании холодной водой. — Бр-р-ррр! — Поборов озноб, вскочил.

Рабочие, расширив глаза от удивления, изумленно глядели, как бригадир бросил на камень телогрейку, рывком снял выгоревшую добела когда-то клетчатую ковбойку, стянул узкую желтую майку. Золотистый пух на его теле взъерошился, как на зрелом одуванчике, ясно проступили синие мелкие прожилки на костлявой груди. Оставшись в черных помятых трусах, Житнев отчаянно припустил к реке. Через минуту из плотного тумана послышались его громкое фыркание и азартно охающие выкрики.

— Ну и ну! — покрутил головой Орлов. — Остудится, дурья башка.

— А молодец! —восхищенно отозвался Гошка.

Бригадир вернулся бегом и стал торопливо натягивать холодную одежду. Он с трудом сдерживал дрожь, боялся разжать зубы, чтобы не прикусить язык. Костлявое тело ныло, горело, словно его искусали муравьи.

Где-то за горами и полосой надречного тумана поднималось красное солнце: небо алело, становилось глубже и синее.

Новую работу начали нерешительно: никто толком не знал, как употребить буры, где лучше всего проделать шпуры. Житнев приблизительно теоретически представлял, но практически и не пытался что-либо советовать. Орлов по своему разумению наметил три места в котловане. Они торопились приготовить отверстия к приходу подрывника.

Поставили бур. Бригадир взялся за кувалду. После каждого удара бур поворачивали. В углублении образовалась гранитная пыль. Житнев нервничал: за первый час прошли всего лишь три сантиметра, впереди — сотни!

— Дела, едят ее мухи! — заключил Орлов. — В час по чайной ложке. Сверло бы такое, с мотором. Жик — и готово!

— Есть такая механизация. Не везти ж ее сюда из-за одной ямы! — резонно заметил Пузанов.

Тихон пробовал бить по буру часто, короткими ударами, но не смог долго выдержать такого темпа, хотя отверстие заметно подавалось. Много времени уходило на вычерпывание каменной муки и мелкой крошки со дна. Однообразные движения утомляли, становилось тоскливо на душе.

Легкий ветер тянул с реки, пригоняя на путь густой туман. Солнце едва проглядывало. Оседала мелкая роса, съедая иней.

Чтобы развлечь рабочих, бригадир рассказал о строительстве на Ангаре, где он недавно побывал, Орлов заслушался Тихона и ударил кувалдой мимо бойка. Бригадир ойкнул и выронил бур. Орлов испугался, схватил его руку, неумело старался чем-то облегчить боль. Из рассеченного пальца капала кровь. Неуклюжая заботливость Орлова трогала Житнева, и в то же время он испытывал неловкость, будто бы намеренно увиливал от нудного занятия. Наскоро перебинтовав кисть платком, бригадир хотел стать на свое место, но Пузанов хмуро посоветовал:

— Попробуй-ка лучше кого-нибудь из конторских найти: рвать-то будем — разрешение требуется.

Верхушки высоких елей настороженно шевелились. В них еще держался утренний туман. Небо потемнело, стало строже, будто бы его прихватил ранний мороз. Тихона беспокоило: вдруг непогода сорвет работы и в шпуры нальется вода? Он позвонил в городок, но никого, кроме дежурного по управлению строительством, не нашел. Тот отказался что-либо советовать и решать. Сводку, мол, запишу, диктуйте.

— Был тут ваш, высокий такой. Искал прораба. Тоже о взрыве беспокоился. Шум учинил, на квартиру прораба пошел. Кажется, Веселов по фамилии. Так что позвоните позднее...

Бригадир обрадовался: не такая уж дрянь этот Веселов, в каждом человеке хорошее есть.

Дело между тем шло своим чередом. Менялись напарники, следовали однообразные наклоны туловища до ломоты в позвонках. Раздражающие звуки крепкого железа, глухой стук бура о твердый гранит. Руки: вверх — вниз, вверх — вниз, вверх — вниз. Граненое железо заблестело от ладоней. Солнце стояло высоко, когда было подготовлено одно отверстие.

Стук — цок, стук — цок, стук—цок... В долине эти цокающие звуки чавкали, мялись, вызывали в зубах сверлящий зуд.

Позади далеких заснеженных гор вырастали белые клочковатые облака, окутывали крутые лбы скатов, подступали к солнцу. Из распадка, с просторов монгольских степей, дул сильный холодный ветер, пробираясь по извилистым ущельям и узким долинам. Приближалась перемена погоды.

Люди, занятые делом, не заметили, как из-за скалы выбежали белые лайки, настороженно навострили уши. Следом показался Стариков с сундучком в руке и мешком за крутыми плечами. Шел он не торопясь, мягко ступая по каменистой бровке дороги. Лохматая шапка была сдвинута на затылок, открывая высокий, в глубоких морщинах лоб. Широко поставленные глаза глядели спокойно, словно он шел не взрывать, а рыбу удить.

— Привет, молодцы! Здравствуй, бригадир! — подрывник осторожно сложил свою ношу на камни, подальше от котлована, и приблизился к бурильщикам. Умные глаза его тотчас пробежали по углублению, где чернела одна готовая дыра, а во втором торчал наполовину скрывшийся бур.