Иван Виноградов - Плотина

Одни люди старели, другие нарождались, добавляя все новые коляски у подъездов новых домов.

Появился энтузиаст, который начал вести кинолетопись местной жизни, то есть прежде всего событий на стройке. Увлекся одним делом — прибавилось другое: начал собирать вообще все, что попадется по истории Сиреневого лога, начиная с древнейших времен. Уже не стало хватать места в квартире, а он все тащит, и к нему тащат. Возник конфликт с женой, возник вопрос о выделении в будущем Доме культуры комнатки для будущего музея.

Справляли люди праздники — общие и чисто семейные.

Под окнами Густовых время от времени повторялся негромкий вечерний диалог:

— Опять ты, Любка, шаришься?

— Как же мне не шариться, если его, проклятого, все еще дома нету.

— Выпивши, девка, так и нету.

— Дак если б не выпивши — чего бы я шарилась?

— Мало ли чего…

А то пройдут двое молоденьких.

— Ты что успела сдать, Кать?

— Русский письменный и математику.

— Ой, какая счастливая! А я русского так боюсь, так боюсь!

Домохозяйки, встречаясь, жаловались на снабжение, не без оснований, надо сказать. Мужчины в ответ развивали охоту и рыбалку.

Местная газета не без гордости писала о деятельности друзей природы:

«Дежурства „зеленого патруля“ и общественной охот-инспекций приносят свои результаты. Так, прошлой весной меньше ломали багульник и рвали цветы, меньше было повреждено берез и подожжено кедров. Больше уделяется внимания чистоте и сохранению насаждений. Однако работники магазина „Соболь“, сжигая мусор, подожгли березу, а в АТК-2 вылили на землю целую цистерну лака этиноля, там же стекает с территории в реку масло, выжигая траву…

С наступлением зимы первоочередной задачей становится борьба с браконьерством, поскольку в прошлом году были зарегистрированы случаи отстрела таежного зверя без лицензий…»

На двух досках, в разных концах поселка, постоянно появлялись разнообразные объявления:

«Внимание! Кто потерял кошелек с деньгами, обратитесь по адресу…»

«В деревне Славянка продается картошка. Спросить бабу Дуню, крайняя изба слева».

«Объявляется дополнительный прием рабочей молодежи в школу бального танца».

«Продается новое платье, вечернее, длинное, размер 46–48».

«Продается парик и новый холодильник. Парик размера 56–58, цена 120 р. Холодильник 90 рублей».

«В фойе кинозала „Сибирь“ открыта выставка репродукций — „Титаны Ренессанса“».

«Ищу няню к двухлетнему ребенку». Надпись наискосок: «Ха-ха-ха!» Другая надпись: «Ищу к 22-летнему».

Молодежь постоянно вела разговоры о любви.

— Если она есть — слова не нужны, — говорил юный философ.

— А как же узнать, что она есть? — спрашивала его ученица.

Еще о любви:

— Приезжала к нам после института девушка-туркменка. Познакомилась со своим земляком и родила от него ребенка. А жениться парень вроде как не собирался. Тогда пошла девушка известным путем — к начальству, в партком. Стали парня совестить и уломали — женился. А девушка все печальная ходит, глаз не поднимает. Товарки спрашивают ее: «Ну что ты, милая, у тебя же все хорошо теперь, муж есть, к тебе хорошо относится». — «А! — горестно отвечала молодая женщина. — Формально относится…» Уехали они оба.

— А у меня, девочки, так была: решила аборт сделать, хотя муж и не возражал против ребенка. Жили мы тогда в Дивногорске, взяла я пятьдесят рублей и поехала в Красноярск в больницу ложиться. Сошла с автобуса, а в обувном магазине шикарные импортные туфли выбросили. Стала в очередь и думаю: что же лучше — аборт сделать или туфли купить? Рассказала всю свою ситуацию соседке по очереди — она чуть постарше меня была. «Аборт-то, наверно, важнее», — говорит она, подумавши. А я купила туфли, и так у меня сынок появился.

Велись разговоры о Плотине:

— Плотина — сплачивает…

— Плотина и мусор со всей Реки собирает…

— С плотин начинаются теперь города…

Разговаривала с Плотиной Река.

— Все растешь, все толстеешь? — спрашивала Река.

— Ну дак…

— Думаешь запереть и сдержать меня?

— Мне, девка, нечем думать.

— Но я-то живая, живая! Живая и сильная!

— Ничего-о…

По-прежнему приезжали на стройку различного ранга гости, участники содружества, партийные, министерские и госплановские работники. В очередной раз прилетел из Ленинграда седой, хотя еще и не справлявший своего пятидесятилетия, главный инженер проекта. Уединялся для беседы со здешним руководством. Разговаривали они — «гип», Острогорцев и главный инженер стройки — только втроем, за закрытой дверью. Но дело происходило в штабном кабинетике Острогорцева, куда постоянно кто-нибудь заглядывает и уж если не содержание, то стиль и тон разговора успевает уловить. Впрочем, и содержание всяких таких бесед в узком кругу обязательно доходит каким-то образом до народа, проникая и сквозь глухие, и сквозь стеклянные стены. И вот проникло, стало известно, что тон разговора был там несколько напряженным, а существо дела касалось так называемой инженерной политики на стройке. «Гип» будто бы выразил недовольство качеством некоторых работ, недооценкой технологии, недостаточной точностью и тщательностью исполнения проекта. В ответ ему тоже кое-что высказали — о задержках рабочих чертежей, например… Словом, каких-либо кардинальных новостей во всем этом не содержалось. Но зато на очередной летучке, проходившей в присутствии «гипа», все увидели нового Варламова. В самом конце ее, когда оперативные вопросы были решены, он попросил слова и непривычно спокойно, тихим голосом, поглядывая время от времени на «гипа» и на большой, в полстены, фотоснимок с макета будущей ГЭС, заговорил о проекте и проектировщиках.

Все знали, как он относится к этим своим собратьям. «Надо каждому проектировщику пять лет помесить грязь в котлованах и только потом становиться к кульману!» — вот его кредо. С повторения этого он и начал. Затем, чуть повысив голос, продолжал:

— Но сегодня я хочу сказать о том, что нам повезло: нам выдан отличный проект. Посмотрите еще раз на хорошо знакомый макет и найдите там хоть одну лишнюю или неуверенную линию, несовершенную деталь. Тут видишь, что бетон не только конструктивная масса, но и материал искусства. Бетон — и высота. Бетон на взлете. Есть во всем этом какое-то крупномасштабное изящество. И должно быть (здесь голос Варламова поднялся уже до привычной силы звучания), повторяю: должно быть изящество исполнения! Такое понятие существует не только в художественной гимнастике, но и в строительстве. И об этом мы, конечно, должны думать. А главное — все делать на таком уровне и с таким отношением к работе, когда и сам получаешь от этого удовольствие. На таких сооружениях проходишь своеобразную школу строительной эстетики, а после завершения уносишь с собой и в себе, я бы сказал, эстетическую гордость. Так что давайте думать и об этом. Красота инженерной мысли требует красоты строительного дела, как бы грязно ни выглядели наши котлованы. Есть красота организованности, дисциплины, обаяние исполнительности, деловой обязательности, черт возьми!