Дмитрий Холендро - Городской дождь (рассказы)

Хозяйка провела её в светлую кухню и по дороге показала ещё одну дверь, за которой Григорий Михайлович принимал сейчас больного.

— Дома? — от неожиданности шёпотом спросила Настя.

— Иногда он принимает дома. Там своя прихожая и свой вход со двора. Утром покажу.

— Нет, он дома… Григорий Михайлович? — поправилась Настя.

— Не робейте. Он хороший человек.

Они снова вышли в прихожую, где на вешалке висело чёрное мокрое пальто с кошёлкой, прикрытой платком, и стояли под мягкой скамеечкой промокшие ботинки. Настя увидела их и подумала, что на них ещё деревенская грязь. И есть вдруг захотелось. Сегодня кормить её ещё не за что, не заработала, так ведь яйца привезла, и можно чего-нибудь купить на отцовские деньги…

Настя стояла перед высоким зеркалом и смотрела на себя: худенькая девочка в коричневом платье, так и не доношенном в школу, в жёлтых чулках. Дома у них было зеркало на комоде, буквой О, высотой в локоть, с вмятинками по канту, и в них от солнечного луча горела радуга и даже бросала брызги на стену. В то зеркало теперь смотрится Клаша Ерёмина. Пусть. В том зеркале так себя не увидишь.

— Вы согласны, Настенька?

— Да что это вы меня всё выкаете? Неудобно прямо! Видите, какая я…

— Гриша, домработница новая…

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — ответила Настя и медленно оглянулась.

На лестнице стоял мужчина с большим серо-белым рыхлым лицом, она никак не могла рассмотреть, какое это лицо, глаза какие. Туманилось оно. От страха, что ли, в глазах у неё плыло.

— Между прочим, тоже Настей зовут, — договорила хозяйка.

— Значит, она будет главная Настя, — тихонько ответил мужчина на лестнице и кашлянул.

Он, похоже, уже побывал в своём кабинете наверху и вышел оттуда, чтобы посмотреть на Настю. Вот он — старый… Потому и детей нет… А просторно, хоть пятерых заводи, хоть больше.

— А жить будешь вот здесь. Свой уголок, — сказала Анастасия Павловна.

Место под лестницей было зашито восковыми досками, натёртыми до блеска. Раньше Настя и не заметила, что в этой блестящей стеночке есть дверца. Хозяйка открыла её, и туда заглянули вместе. Вдвоём было не войти. Хозяйка протянула руку, с громким щелчком зажгла лампочку, приделанную к косому потолку, падающему так круто, что в рост можно было стоять только в ногах кровати. Стало видно эту узенькую кровать и тумбочку с чурбачком под одной ножкой, а возле неё, на голом полу, аккуратненько поставленные тапки, будто бы детские. У Вари, значит, была маленькая нога.

Хозяйка потушила свет и отошла, а Настя только об одном хотела спросить: «Как же так, под лестницей, без окна?» Но не спросила. Ей стало не по себе, хоть сквозь землю провались, она услышала, как ёкает сердце, села на скамеечку и принялась быстро напяливать ботинки.

— Не нравится? — удивилась хозяйка.

Мужчина на лестнице неловко полуразвел руками и громко вобрал в себя воздух:

— Такой порядок в доме — не мы его завели. Тут всегда домработницы жили.

Он пошёл по лестнице наверх. И лестница заскрипела, хоть ступеньки по шагам считай. Так и будет над головой? Год? Два? А вдруг все восемь лет?

— Зимой мы прибавляем за котёл, — сказала хозяйка. — Зимой топим. У нас свой котёл…

Настя обувалась. Грязь на ботинках опять напомнила сельскую дорогу.

— До свиданья, — шепнула Настя, взяла в руки кошёлку и толкнулась в дверь.

Да что же это она делала, она и сама не понимала, дурища! Ребристое колёсико на плахе замка не поддавалось.

— А где же ты хотела? — усмехнулась хозяйка и открыла дверь.

Настя не ответила, а на улице остановилась под деревом и взялась за него рукой. Ладонь коснулась мшистой и жёсткой коры. Сквозь редкую ещё крону пролетали рваные струи, пахнущие летом.

Шелестело в ветвях, дождь прибавлял. Ещё не дождь, но уже и не дождик. Шумел вовсю.

Снова хотелось реветь, и голова кружилась оттого, что не ела, как приехала, а вспоминались детские припевки. Люди пробегали мимо.

Настя отчаянно ругала себя: «Ненормальная! Что же, тебе в кабинете стелить, что ли? Может, человек ночью работает? Думает, кого как лечить. Или на диване внизу, где телевизор? Ой, Настя! Не найдёшь лучше места. И насчёт котла не спросила, сколько приплачивают…»

Можно бы и стоять и стоять под деревом, но надо же было идти куда-то.

Настя вспомнила о доске объявлений. Там непременно была ещё бумажка — для неё. Ведь не дочитала до конца. Она поймала ртом капли дождя, поддёрнула воротник и зашагала по бормочущим лужам, ещё ругая себя:

— Дурища!

И чем злее ругала, тем размашистей уходила.

Это очень маленькая история. Можно сказать, случайное наблюдение.

Летом семья уехала, и я ходил обедать в новое кафе на углу нашей улицы. Там были почти все стены стеклянные, разноцветные столики с цветами в вазочках, пластиковый пол в клетку, как шахматная доска. Одним словом, приятное кафе, модерн. И кормили прилично. Говядина с черносливом, всякие куриные котлетки с орехами. Фирменные блюда. Фирменный напиток на каждом столике в кувшине-пузане.

Мне нравился там один официант. По виду он напоминал десятиклассника, не стилягу, но знакомого с модой мальчика. На лбу космочки до бровей, белая рубашка с аккуратно закатанными рукавами, нейлоновая, поэтому всегда свежая, наверно, каждый день стирал, тупоносые туфли. Вот только стандартная «бабочка» под воротничком чернела на нём казённым опознавательным знаком — официант — и отличала его от таких же мальчиков, приходивших сюда с подругами.

А их бывало много. Часам к семи они плотно занимали столики, чадили без перерыва, стреляя друг у друга сигареты, и пили до закрытия фирменный напиток. На полукруге тетрады такие же мальчики играли на аккордеоне, гитаре и барабане, а один пел в микрофон. Тогда остальные бросали сигареты и танцевали с девушками между столиками.

До удивления все они были похожи на первый взгляд — играющие, танцующие и этот обслуживающий мальчик Петя. Его Петей звали. Одна компания. Но они отдыхали, а он обслуживал.

— Петя! — кричали ему.

Кому спички, кому сигареты, кому ещё напитка, кому — поесть. До одиннадцати набегаешься. Так поздно я не засиживался, но это легко было себе представить.

Официант был вежливый. И быстрый, а это очень выручало в летней духоте. Только сел, он тебе на ходу меню подложит:

— Пожалуйста.

Полистал, не томясь, а он уже рядом стоит, вскинув карандаш над блокнотом:

— Я вас слушаю.

Один раз какая-то ватага загомонила: требовала, чтобы он ими занялся, меняла заказы.