Сергей Черепанов - Родительский дом

Запевала Катька. Голос у нее, густой, на низких нотах, звучал раздольно, перешибая гогот парней, матерщину, посвистыванья, топот ног. Девки подхватывали ее частушки, насмехались:

А парни вступали вслед за ними и похвалялись:

Рядом с Катькой Чекан приметил очень красивую чернявую девушку. Со своими подругами была она не схожа ни в чем. Сидела без прялки, молча грызла семечки и как будто даже не замечала, как сын лавочника Алеха Ергашов ладился к ней, пытаясь обнять.

Афонька вытолкал Чекана наперед себя, подперев спиной жаркую толпу парней, которая еще только жаждала любовных утех.

— А, пришел-таки! — обрадовалась Катька и начала отпихивать Алеху, чтобы усадить Чекана между собой, и подругой. — Серегу-то пошто не привел?

— Стесняется, — усмехнулся Чекан.

— Не хочет!

— Значит, не хочет.

— Вот богу не молитесь, а вера в вас есть. И что это такая вера негодная — вечерок чураться? Зато тут шляются…

Она повернулась вбок и пихнула Алеху обеими руками в грудь.

— Брысь же ты, шалопутный!

И сказала подруге:

— Аганька, дай ему по губам, скорее отстанет! Ишь, кот! Только и знает лизать сметану из чужого горшка!

В избе вдруг стало тихо. Потный, очумелый ухажер сполз с девичьих коленей, заозирался. Его девка спешно поправила кофту, наполовину расстегнутую. С печи, поверх матицы, выглянула сама Дарья, дремавшая там в тепле.

Чекан сообразил: это его появление встревожило всех. «Гликось, избач тута!» — зашептались девки. «Разгонять, наверно, явился!» — тихо произнес кто-то из парней. «А пусть спробует разогнать!» — погрозился другой.

— Эй, что там за шепотки про избача? — спросил Чекан, приподнимаясь со скамейки и вглядываясь в настороженные лица. — Или уж попросту нельзя заходить?

— Так ты же партейный! — мощно прогудела с печи Дарья. — От того и смутно. Вся тутошняя головка без заделья во двор пяткой не ступит.

— Значит, и я имею заделье.

Чекан ответил весело, добродушно, а Катька снова усадила его рядом и отчеканила во весь голос:

— Дарья, ты в кем не сумлевайся! Он подобру здеся. Я его позвала. А вы, девки, перестаньте-ко пялиться! Избач смирный. Но ты пошто, избач, без гармони?

— На квартиру зайти не успел, — соврал Чекан, — рассчитывал от ваших гармонистов попользоваться. Эй, Алеха, дай твою гармонь на часок.

— Катись прочь! — ругнулся тот, привыкший кобениться перед девками и парнями.

— Так ты тоже катись! — яро оборвала его Катька. — Не надейся, здеся тебе не поддует ни с какой стороны.

— Не шуми, конопатая! — приосанился Алеха, вздернув редкие усики.

— Я конопатая? Ах ты!

Катька огрела его по голове веретеном, девки зашумели, парни их поддержали — обзывать девушку, даже если она полезла в драку, не полагалось.

Катька, притопывая, пропела эту частушку прямо в лицо Алехи, все вокруг него засмеялись, он попятился под полати.

— Очень жаль, — огорчился Чекан. — Не захватил гармошку. Поплясали бы.

— Мы и без нее обойдемся, — задорно отозвалась Катька. — Аганя, бери гостя себе в кавалеры, покажем ему нашу «Ланцею»…

Этот стародавний танец, вихревой, вроде кадрили, исполнять в тесноте было немыслимо, но она схватила от устья печи железную заслонку и ударила по ней всей пятерней.

Звон заслонки в ритме, в стремительном беге всколыхнул примолкших вечерошников: послышалось сначала легкое притопывание каблуками, потом все громче и громче, наконец девки бросили прялки, отдались во власть парней и те, почти не сходя с места, ударились с ними в пляс.

Подруга Катьки тоже встала с лавки, протянула руку Чекану.

— Пошли!

Плясала девушка очень легко, чуть склоняя голову, и только вздрогнула, когда он нечаянно наступил ей на ногу.

— Извини, — произнес мягко Чекан.

— Ладно, — согласилась она. — Не больно ведь!

— А у тебя хорошее имя: Аганя!

— Агафья! Чего в нем хорошего! Так поп назвал.

Шаркание и стук каблуков, звон заслонки, самозабвенность танцоров продолжали нарастать, вся изба ходила ходуном. Чтобы слышать Аганю, Чекан наклонился к ней ближе. На него напахнуло вдруг вместе с ее дыханием ароматом свежего хлеба, парного молока и еще чем-то удивительно близким, как прибранной к празднику горницей в доме Лукерьи.

Даже не подумав, дурно это или хорошо, он чмокнул губами Аганину щеку и хотел повторить, но лампа на божнице погасла, столпотворенье мгновенно стихло.

— Не надо! — строго прошептала Аганя из темноты. — Не балуйся, ты нам не ровня…

Чекан ни одного слова в ответ произнести не успел, кто-то ловко и очень сильно ударил его кулаком в бок. И тотчас же где-то почти рядом озлобленно зарычал Афонька, распахнулась дверь, началась свалка, затем взревела гармонь, выброшенная на крыльцо. Группа парней вместе с Алехой ушла от двора. В избе сразу стало просторнее и свежее. Катька залезла на лавку и вздула лампу. Девки снова уселись с прялками. Агани среди них уже не было.

— Ей пора быть дома, — объяснила с большим сочувствием Катька. — Проживает-то не у отца с матерью, а у чужого дяди. Евтей Лукич шибко характером крутой. Никуда со двора ходить не велит. Тайком да молчком, покуда хозяина дома нету, прибегает она к нам на вечерки.

— У Евтея в батрачках живет?

— Кабы в батрачках, а то робит бесплатно…

У Афоньки под правым глазом засветился большой синяк.

Поглядев на него, Чекан засмеялся.

— И тебе влетело?

— А ништо! — ответил тот равнодушно. — У нас всяко бывает.

Катька вышла во двор проводить Чекана и попросила приходить еще. Без шубенки, в больших валенках, надетых на босу ногу, казалась она совсем девчонкой.

— И приводи Серегу с собой, — напомнила, зябко поводя плечами. — Если тебе можно, то отчего же ему нельзя? Ведь все равно караулит меня каждую ночь, ждет, покуда я с вечерок домой пойду. — В ее низком, не по росту голосе, зазвучало негодование. — Вот и сейчас, наверно, где-то вблизи хоронится. Афоня, иди, взгляни за зародчиком сена…

— Он там, — подтвердил Афонька, ранее предупрежденный Серегой. — И не один. Мало ли какая кутерьма могла здесь случиться.

— А в избу, небось, не зашел, — совсем горестно вздохнула Катька. — Ну, скажи, избач, как мне дальше с ним поступить? Не бросать же…

— Не бросать, — поддержал Чекан. — Но и со мной не надо обходиться так: избач да избач! Называла бы просто Федей или уж, на худой конец, Федором, поскольку я постарше тебя лет на семь.

— Неловко! Ты все же неровня нам, деревенским.