Сергей Черепанов - Родительский дом

Может быть, удалось бы ей к утру одуматься, но вышло иначе. Сначала услышала Аганя легкие вздохи гармони, а выглянув в окно, заметила в ночной полутьме долговязую фигуру Алехи.

Нехотя, без всякого желания Аганя вышла из избы, опираясь на прясло, позвала:

— Алеха! Иди-ко сюда!

Тот свернул гармонь, по-петушиному закидывая ноги и выставляя грудь, пришагал, не торопясь, с оглядкой, еще не догадываясь, какой успех его ожидает.

— Ты чего опять ходишь здесь? — спросила Аганя.

— Своего часа жду, — ответил тот, ухмыляясь. — К избачу-то баба приехала. Лидкой звать. У Согрина осталася ночевать. Я сам ее видел…

— А тебе-то какая нужда? Я ее тоже видела!

— В руки взять нечего, — хохотнул Алеха. — Как же теперич избач с вами с двумя-то?

— Я ему не жена. Погуляла покуда и хватит, — смелее сказала Аганя. — Это ведь ты завсегда лапаешься и на даровщинке хочешь попользоваться, а избач не таковской, он культурный и обходительный, с ним хоть сколько гуляй, девичьей чести не тронет.

— Будто бы уж святой? — опять хохотнул Алеха. — Нюхал сметану, да не слизнул.

— А я вот тебе дам по шее за то, — сердито сказала Аганя. — По своей мерке людей не меряй! Я ведь кого захочу, того и стану любить!

— Полюби меня, — разухабисто сдвинул картуз набекрень Алеха. — Как за каменной горой станешь жить!

— Да уж хоть не за каменной. Но кругом моя воля. Могу и тебя полюбить…

— Давай сейчас…

Алеха распялил руки, потянул Аганю к себе и, тотчас получив оплеуху, отступил.

— Эк, недотрога! Убудет, что ли, с тебя!

— А не лезь прежде времени!

— Так ты по правде решилася?

— Надоело одной бедовать, вот и решилась! Не возьмешь, небось, замуж? Батрачкой побрезгуешь! Одно дело простую-то девку лапать, а другое — назвать женой! И отец твой не позволит, наверно?

— Отец примет любую, лишь бы жениться. А тебя показать людям не стыдно. Вырядишься, так одно заглядение. И даже поп как-то нахваливал тебя, за двоих-де работает девка! Так во всех смыслах к нашему двору в масть.

— Только, чур, соблюсти уговор: без венчания я к тебе не пойду!

— Да самое это простое, пустяковое дело, — обрадованно сказал Алеха. — Хоть и не время свадеб, а отец Николай нам сделает скидку и повенчает в любое время.

— Чтоб завтра же…

— А куда ты спешишь?

— Покуда у меня желание есть, пользуйся, — сурово сказала Аганя. — И дальше не спрашивай. Ты возьмешь меня честную. Не покаешься. Но если не завтра, то уж никогда. Теперь ступай…

До утра просидела Аганя без сна, без мыслей, как деревянная, а при дневном свете перебрала пожитки, сложила в сундучок и равнодушно стала ждать, когда приедет на свадебной подводе невольный жених, заберет ее и повезет сначала в сельсовет записываться, потом на венчание в церковь.

Он лихо подкатил к Дарьиной избе на паре гнедых коней под украшенной лентами и бубенцами дугой, с двумя своими дружками из семьи Саломатовых. Все трое были подвыпившими, орали песни и веселились. Аганя покорно села с ними в ходок и, когда на рысях проезжали они по Первой улице, горделиво откинула голову перед любопытными бабами, пялившимися из окон. На крыльце сельсовета встретил их сам Ергашов, такой же поджарый и лупоглазый, как сын, за руку провел в помещение. Проходя мимо дверей читальни, Аганя почувствовала, как все у нее внутри сжалось, заболело, запротестовало против ее поступка. Затем возле стола Бабкина увидела приезжую в нарядном платье. Та свысока и зло требовала подводу. Бабкин отказывал. Все кони были в полях.

— Да, в конце-то концов, почему вы явились сюда? — вскипел он от ее настойчивости. — Ведь вы та особа, что не стала Чекана ждать и нашла себе мужа постарше.

— Хотя бы… — осеклась приезжая. — Вам-то в наши отношения не следует вмешиваться!

Эта новость сначала оглушила Аганю, а разъяренный вид приезжей напомнил Евтея Лукича, своевольного и корыстного. Как же Федор станет с ней жить? Ведь заест она ему век, лишит покоя, отымет радость!

Оттолкнув от себя Алеху, Аганя подступила к приезжей.

— Уезжай отсюда! Не по тебе он…

— А ты откуда взялась? — только сейчас заметив ее, в сердцах прикрикнул Бабкин. — Чего здесь потеряла?

— Моя невеста! — гордо вступился Алеха. — Запишите нас поскорее. Надо еще в церкву успеть, повенчаться.

— Как ты сказал? Куда записаться?

— В брак! — объяснил сам Ергашов.

— Да ты с ума, наверно, сошла! — заорал на Аганю Бабкин. — Кто тебя приневолил? После Федора еще след не остыл, а ты куда собралась?

Дальше Аганя ничего не помнила, не видела и не слышала. Выбежала из сельсовета, перемахнула прясло в чей-то огород, потом огородами, задами дворов, чтобы Алеха не мог ее достичь и вернуть, птицей долетела до гумен и спряталась там в старом стоге соломы.

Опять, как и прошлой зимой, когда спасалась от Окунева, провела она тревожные часы до темноты. Но тогда никто ничего не узнал, а сейчас о побеге со свадьбы пойдет насмешливая молва и на улицу хоть не кажись. И все-таки позор этот казался легче, чем было бы вечное сознание своими руками разрушенной доли. За дурость, за неверие теперь, по деревенскому обычаю, упала бы она перед Федором на колени и стала бы просить прощения, но и обычай, и раскаяние не искупили бы вины перед ним. Наконец-то разрушались остатки девичьей наивности, просветлялся весь призрачный мир желания только любить и больше ничего не знать. Оказывается, надо не существовать рядом с любимым, а жить; не всматриваться в его глаза, не выискивать в них — говорит ли он правду? любит ли? — а безгранично верить ему и всегда быть другом. Все это пришло к Агане как повзросление.

Деревня Сушино была неподалеку от Грачевки, и Аганя безошибочно пошла по дороге туда. В перелесках и на опушках березовых колков мигали костры, паслись спутанные лошади, вспаханная земля подпирала чернотой мерцающее небо, в колеях дороги и в закиданных черноталом протоках, на стоячей воде, падая, тонули отражения последних всплесков зари.

Верстах в десяти от села, на открытом степном раздолье догнала подвода. Ехали мужик с бабой. Мужик что-то про себя напевал и, поравнявшись с Аганей, оживленно поздоровался:

— Мир дорогой! Далеконько ли топаешь?

— В Сушино, — отходя на обочину, сказала она.

— Не ближне место! Аль неми́ня пристала?

— Уж такая неми́ня!

— Ну, так садись на телегу, подвезу! Нам дальше ехать. В Сушино-то сойдешь, а не то пешая набьешь себе пятки до крови.

Лошадь трусила легонько, мужик ее не торопил вожжами и опять принялся напевать под нос. Аганя присела на телеге рядом с бабой, молодой еще, но щупленькой и болезненной.

— А нам в Каменское, — пояснила баба. — Здоровьем скудаюсь. Вот повсюду доктора ищем, который бы вылечил. Замучился уж со мной мужик!